- Завидую тебе,- сказала Галя,- ты так просто на все смотришь.
В передней снова послышалось невнятное бормотанье, и теперь можно было продолжить разговор.
- Надо соглашаться,- повторил Козлов.
- Это так страшно… Так страшно…
- У нас нет другого выхода. Нам нужно бежать отсюда, но как? После того как Бауэр раскрыл свои карты, он не выпустит нас из своих рук живыми. Думаешь, вернет в лагерь? Так я ему и поверил!.. Но если я стану разведчиком -они сами перебросят меня за линию фронта. И тогда я принесу пользу Родине - расскажу нашим о немецкой разведшколе, ее агентах.
- Нас пошлют вместе?
- Не думаю. Ты будешь нужна им здесь.
Если бы не было тебя, они не стали бы возиться и со мной.
- Почему?
- Агента надо крепко держать в руках даже тогда, когда он находится очень далеко, по ту сторону фронта.
- Ну а я здесь при чем? Ты так непонятно говоришь!
- Они оставят тебя в качестве заложницы. Если я не вернусь - спросят с тебя.
Галя вздрогнула. Она и не представляла себе такой участи. Однако ответила с видимым безразличием:
- Ну и пусть. Все равно погибать. А может быть, что-нибудь и придумаем. Соглашайся, а там видно будет. Так, Сашок?
Ее большие, черные глаза впервые чему-то улыбнулись…
Бауэр вызвал Козлова на следующий день. Вызвал очень рано, до завтрака,
- Ну как, надумали?- спросил он, едва Александр Иванович переступил порог кабинета.- Согласны?
Судя по выражению его лица, а еще и по тому, что весь письменный стол, как и в тот, первый, вечер, был уставлен винами и закусками, обер-лейтенант кого-то ждал.
«Собрался праздновать свою победу надо мной?-подумал Козлов.- Что ж, настроения ему не испорчу».
- Да, я согласен,- он слегка наклонил голову, обещая быть покорным.
- Поздравляю. От всей души, искренне.- Бауэр протянул для пожатия короткую руку.- Вы есть настоящий солдат. От вас требовалось большое мужество, я это понимаю. Но мы умеем ценить решительных людей.
Обер-лейтенант похлопал Козлова по плечу, взял его под руку и подвел к столу. Бутылка с «московской» была уже откупорена.
- За вашу новую карьеру, господин Козлов!
Александр Иванович на мгновенье задумался и провозгласил тост, в который он вкладывал собственный смысл:
- За мой успех, господин обер-лейтенант!
Бауэр не стал больше предлагать вина, доверительно сообщил:
- Ожидаю нашего шефа. Вот-вот должен приехать. Полковник Трайзе - начальник «Абверкоманды-сто три». Он рад будет познакомиться с вами. Надеюсь, шефу не придется разочароваться в моем выборе. Я представлю вас и передам ему, как говорится, из рук в руки. На этом, собственно, и закончится моя миссия.- Обер-лейтенант вздохнул, словно ему жаль было расставаться с русским офицером.- Вы уедете на его машине, и мы, пожалуй, больше никогда не встретимся. Прошу вас, господин Козлов, ни в чем не подведите меня. Мой шеф добр к вашему брату и очень строг с нами, его постоянными сотрудниками. Он не умеет прощать нам ошибок…
В чем был истинный смысл этих слов? Действительно ли Бауэр опасался за свою карьеру? Или еще не до конца верил в Козлова? Пожалуй, и то и другое. До приезда шефа он не отпускал от себя Александра Ивановича ни на шаг. Он был все такой же вежливый и предупредительный. А когда во двор въехал зеле-ный лимузин, надел фуражку с высокой тульей, оправил на себе мундир и побежал встречать шефа.
Обер-лейтенант услужливо распахнул переднюю дверцу, вытянулся в струнку и взял под козырек. Из машины выкатился низкорослый пожилой человек в полковничьих погонах и, утвердившись на тонких кривых ножках, принял рапорт. Это был Трайзе. Он уже знал, что здесь, на отборочном пункте, находится русский командир, согласившийся сотрудничать с немецкой разведкой. Вчера по телефону ему доложил об этом Бауэр, и шеф обещал лично явиться за «пойманной рыбкой».
Трайзе обменялся с начальником отборочного пункта несколькими фразами и попросил показать ему русского. Часто перебирая короткими ножками, полковник первым засеменил в дом.
Был бы под рукой пистолет, Козлов, наверное, не удержался бы. Но он стоял посреди комнаты безоружный и ничем, кроме глубоко скрытой ненависти, не мог встретить фашиста. Но и это чувство, не покидавшее его ни на секунду, надо было, к сожалению, тщательно прятать от всех, кто его окружал. Ему не хватило сейчас сил улыбнуться вошедшему гитлеровцу, что, конечно, было бы достойно оценено. Он и шага не сделал навстречу полковнику абвера, не поднял руки. Однако он смог сохранить на лице выражение некоторой растерянности и смущения. Это было вполне объяснимо. Еще бы, с таким высоким начальством русский пленный встречался впервые. Полковник поймет его именно так.