- Зольдат? - рявкнул он и показал пальцем на Козлова. - Рус зольдат?
- Нет, - ответил Козлов и недоуменно пожал плечами.
- Зольдат! - опять громко крикнул немец и, подскочив к Козлову, сорвал с головы кепку. Он знал, что красноармейцев стригут под машинку. Но на голове у Козлова была густая шевелюра.
Некоторое время офицер раздумывал: брать ли ему этого русского в колонну? На солдата вроде не похож, нестриженый, а до командира не дорос, зелен еще. Его попутчик вообще тип сугубо штатский… Черт с ними» пусть бы себе шли, но в колонне не хватает двух военнопленных,, сбежали ночью. Для баланса и эти будут подходящими.
Немец по-лягушечьи выпучил злые, с зелеными зрачками глаза и сказал, взмахнув рукой с пистолетом:
- Вы есть цвай зольдат! Марш колонна! Шнель, шнель!
К вечеру пленных пригнали в деревню Воротыново, заперли в здании средней школы. Офицер выставил часовых. Объявил: за попытку к побегу расстрел на месте.
- Я не солдат,- попытался было объяснить ему Козлов.
- Молчать! Ты есть русский…
И стало ясно: вырваться отсюда не так просто. Вот влипли в историю! Сергей Викентьевич приуныл. На что надеяться? Кто поможет?
А немец объявляет:
- Нужен шесть душ… Штрех хольц махен… Дрова пилить. Кто есть доброволец?
Первым вышел Козлов…
Визжат пилы, стучат у самой школы топоры. Холодно, сыро. Осень… И темнеет рано. Не успели дело сделать, а друг друга уже не видят. Козлов гоняет поперечную пилу - к себе от себя, к себе от себя, а сам думает: «Надо бежать. Сегодня же, вот сейчас. Темно, часовой может и промахнуться. На мое счастье».
Еще в училище про Александра говорили, что парень он с хитринкой. Не следует и тут переть на рожон. Что бы придумать? Как схитрить?
Возле школьного здания, у самой стены, какая-то дверца. Пошарил рукой - кусочки угля. Подвал! Отдал товарищу пилу, взял топор. Незаметно отошел от группы вроде бы колоть дрова и - к подвалу. Осторожно, опасаясь малейшего скрипа, приподнял дверцу…
Над ним с полчаса глухо стучали топоры, пели пилы. Затем все стихло. Ушли и не хватились? Пожалуй, так. Вот оно, Сашок, твое счастье. Дождись полуночи, не торопись. Сам себя не выдай, сиди и не дыши. Через равные промежутки времени наверху слышны шаги. Ходит часовой. Вокруг школы ходит. Только не попади к нему в руки. Тогда все, тогда тебе крышка…
От угольной пыли першит в горле. Чем дальше, тем нестерпимее. Вот-вот прорвется кашель.
Поперхнулся, стиснул шею железными пальцами. Уже и дышать нечем, а пальцы все сжимаются. Что ж, лучше задушить себя, чем попасть снова к фашистам. Но он все же попробует уйти от них. Уйти из-под самого носа.
Опять шаги часового, опять тишина… Козлов считает: раз, два, три… При счете «шестьдесят» снова шаги. Лихорадочно работает мысль: пора уходить!
Он поднимает дверцу, пристально смотрит по низу вдоль стены. Ни души! Рядом - горка наколотых про запас дров. Может быть, прихватить несколько поленьев? На всякий случай… Топят, мол, не только в школе, но и в деревенских избах. А там почти в каждой стоят немцы. Вот они и послали. Так что,, если остановит часовой, отговориться будет проще. Ведь ему и в голову не придет, что это пленный. Ну, отберет дрова, ну, даст носком сапога под заднее место. Так от этого же не умирают.
Прислонил к стене дверцу, подтянулся на руках и вот уже набирает охапку поленьев. Выпрямился, оглянулся - никого! Пошел как ни в чем не бывало - ровным, спокойным шагом. И вдруг резкое, как выстрел: «Хальт!»
Ждал Козлов этого окрика и все же вздрогнул. Похолодело в груди, сжалось сердце. Первой мыслью было бросить дрова и задать стрекача. Но раздумал - пуля догонит! Остановился будто вкопанный, а за спиной шаги. Они все ближе, ближе…
- Пан, - говорит, подходя к нему, часовой, - зачем есть здесь? Дрова красть?
О, этот немец еще умеет говорить по-русски. Да и человек он, видать, порядочнее остальных гитлеровцев. Без предупреждения не стреляет.
- Топить избу нечем, - Козлов поворачивается к часовому, голос у него жалобный, просящий. - А господин немецкий офицер недоволен… Мать ругает…
- Колодно?
- Да, холодно… Мороз по углам…
- Вальяй. Русский будет еще наколоть.
- Спасибо. Вы добрый немец.
Разве начнешь спорить? Да пусть говорит что угодно, лишь бы не остановил, не задержал.
Есть в человеке тормоза, и сейчас они не подвели Козлова. Он повернулся настолько медленно, что казалось - ему ужасно не хочется уходить от часового. Зашагал не торопясь, с трудом передвигая отяжелевшие вдруг ноги. А когда расстояние между ним и немцем заполнила непроглядная темень осенней ночи, побежал. Силы, которые прежде сдерживали каждое движение, уже иссякли.