Однако, невзирая на эти пророчества, коммерсанты предусмотрительно придерживали товар. Мало того, скупали и припрятывали все, что еще можно было достать. Сразу подскочила цена на золото. За ней стремительно поднялись цены на рис, ткани, керосин, мыло, подорожали овощи и соль, короче говоря, все самые ходовые товары. К магазинам с черного хода подъезжали какие-то машины, навстречу им выбегали владельцы, радостно потирая руки. Бедному же люду все труднее доставалась каждая горсть риса. Даже служащим, которые кое-как сводили концы с концами, пришлось потуже затянуть пояс.
Донг вскочил с постели с первыми петухами и выбежал во двор «побоксировать», перед тем как ехать в институт. Хой накануне просидел до поздней ночи за письменным столом и сейчас спал еще под своим пологом. После разминки Донг вывел велосипед и осторожно, стараясь не разбудить брата, вышел из дому. Село на берегу Западного озера начинало пробуждаться. Задымили очаги, засуетились люди, торопясь позавтракать, чтобы не опоздать на работу. На улице Донг увидел Тюен, лоточницу из их села. Она шла с корзиной на голове, спешила принести завтрак рабочим электростанции и типографии. У китайского кладбища Донг нагнал Быой, дочь своего хозяина, которая несла на коромысле корзины с кольраби и кочанной капустой. Услышав сзади шорох велосипедных шин, она сошла на обочину.
— На рынок? Что так рано? — весело спросил Донг, поравнявшись с девушкой.
Та подняла голову, увидев Донга, заулыбалась и крикнула вдогонку:
— Смотри не задерживайся, опять рис простынет!
Донг с разгона въехал на дамбу и покатил по дороге в Ханой. А девушка еще долго улыбалась, глядя ему вслед.
Утро было холодное, над озером курился туман. Сквозь дымку смутно проступали очертания берега и силуэт пагоды Золотого Лотоса с изящно изогнутой крышей, черепица которой давно потемнела от дождя и солнца.
Вместе с порывами ветра с рыбацких лодок, затерянных в тумане на середине озера, доносились звуки деревянных колотушек. Когда ветер стихал, эти звуки тоже замирали, словно тонули в клубах густого тумана.
Донг ехал задумавшись и не заметил, как вдруг перед самым его носом возникла преграда — поперек дороги шеренгой стояли японские солдаты в стальных касках, с пучками веток, прикрепленными на спине, и, помахивая винтовками, давали понять, что дорога закрыта. Донг резко затормозил. Жители уже привыкли к подобным запретам, все безропотно сворачивали на кукурузное поле, чтобы добраться в город кружным путем. Донг подошел к толпе любопытных, наблюдавших учения японских солдат. То ползком, то пригнувшись, короткими перебежками они пробирались по дамбе, прячась за кустами, бугорками и стволами мыльного дерева, разросшегося по берегу, вдоль насыпи, по которой вилась асфальтовая лента шоссе. Время от времени слышалась короткая резкая команда. Посреди шоссе небольшой плотной группой стояли, позванивая шпорами, офицеры. Их длинные мечи едва не касались земли. Один из них, пожилой, с редкими усиками, смотрел в бинокль на город. Время от времени он отрывался от бинокля, оборачивался к группе адъютантов и, показывая рукой вперед, отдавал распоряжения. Рядом несколько ординарцев держали под уздцы маньчжурских верховых коней, черных, лоснящихся, упитанных, кони нетерпеливо били по асфальту железными подковами. Наконец офицер опустил бинокль и дал знак ординарцам. Те подвели коня, и офицер не торопясь, с сознанием собственного достоинства уселся в седло. Двое офицеров помоложе тоже вскочили на коней, и все трое поскакали по шоссе.