А Фи сидела под деревом, задумчиво глядя на воду. Сейчас лицо девушки стало совсем иным; обычно насмешливый рот был плотно сжат, между бровей обозначилась глубокая складка. Одной рукой она машинально выщипывала траву. Почти всем знакомым, как и Донгу, Фи представлялась беззаботной, даже легкомысленной, и вряд ли кто-нибудь догадывался об ее истинных мыслях и чувствах. Фи нередко овладевала непонятная тоска и глубокое отвращение, чуть ли не ненависть к окружающим ее людям. По существу, на всем белом свете у нее был один только близкий человек — мать. Но с недавних пор она стала испытывать к ней что-то похожее на жалость и, быть может, даже презрение. Фи видела, что из-за своей слабохарактерности мать превратилась в игрушку этого типа. Нет, она не упрекала мать за ее второе замужество. Маленькой она, правда, ревновала мать к будущему отчиму, хотела, чтобы та принадлежала только ей одной. Когда они все-таки поженились, Фи была вне себя. Плакала, придумывала разные способы детской мести. Но позднее, когда Фи стала старше, все представлялось ей в ином свете. От первой жены у отчима остался сын, Тхук, почти ровесник Фи. Потом родилась Нгок. Таким образом, в их семье теперь было трое детей, и все трое совершенно разные. Это приводило к частым ссорам, упрекам, оскорблениям. Особенно когда речь заходила о деньгах или вообще о каком-либо дележе. А впрочем, их семья ничем не отличалась от других. Все это не могло не сказаться на характере девочки. Она стала замкнутой, упрямой, ее раздражала зависимость от отчима, теперь даже свои чувства к матери она проявляла по-иному, словно боясь дать им власть над собой. Многочисленные знакомые и родственники не могли нахвалиться на отчима. Его почитали человеком высокой морали. Он действительно соблюдал старинные традиции, не в пример другим, не увлекался певичками. Его никогда не видели в европейском костюме — всегда в традиционном национальном платье и тюрбане. Говорил он мягко, поступь у него была степенная. Отчим знал немного китайскую грамоту и охотно рекомендовал односельчанам китайские лечебные травы. А мать чахла прямо на глазах. Конечно, и годы брали свое, но больше всего ее старили постоянные ссоры и скандалы в доме. Вглядываясь иногда в лицо матери, Фи невольно вспоминала, какой она была лет семь-восемь назад — красивая, жизнерадостная. А сейчас эта седая грустная женщина с усталым лицом была похожа на молчаливую тень, бесшумно скользившую по дому. Приезжая домой на каникулы, Фи с каждым годом все острее чувствовала себя чужой в семье. Она видела, что ее приезды всем в тягость. Да, они украли у нее мать!
Однажды Фи приехала на новогодние праздники домой. Ей было в ту пору девятнадцать лет. Мать не могла налюбоваться на нее. «Ты что же, — шутила она, — решила поспорить с бамбуковым шестом? Небось уже и замуж собираешься?» А Фи и сама не рада была, что растет как на дрожжах. Аппетит у нее был завидный: ела все подряд и улыбалась, замечая, как округляется ее тело. На четвертый день праздников мать решила съездить с младшей дочерью в уезд Тхайнинь навестить родственников. Не желая оставаться дома без матери, Фи взяла книгу и ушла на холмы. Вернувшись к обеду, Фи заметила, что Тхук как-то странно посмотрел на нее и отвернулся. Отец с сыном уже поели, посуда была убрана, и Фи отправилась на кухню. У старой няни тоже было какое-то странное лицо. Перекусив, Фи направилась к себе и еще в дверях увидела, что ее вещи вытащены из чемодана и разбросаны по полу. В смятении она выскочила из комнаты и, разыскав няню, потребовала от нее объяснений: что все это значит. Няня шепотом рассказала, что у хозяина пропало несколько сот донгов и Тхук высказал предположение, что хозяйка отдала их Фи. Ни слова не говоря, Фи тут же собрала чемодан и выбежала из дому. Остановив рикшу, она добралась до станции и уехала в Ханой.
С чемоданом в руках она стояла на привокзальной улице, не имея представления, куда идти, — ведь до конца каникул оставалось еще несколько дней. К счастью, она встретила подругу, которая увела ее к себе. Целыми днями Фи шутила, смеялась, словно играла роль, и вот теперь здесь, у ворот пагоды, ей вдруг захотелось броситься в воду, чтобы раз и навсегда покончить с этой проклятой жизнью…
Только жалость к матери удерживала Фи от этого шага. Мать на следующий же день после ее отъезда приехала в Ханой и разыскала ее. Фи видела, как тяжело переживает она случившееся, хотя так и не решилась заговорить об этом с дочерью. С того дня Фи поняла, что между жизнью матери и ее собственной жизнью пролегла пропасть. Фи вскоре должна была получить свидетельство об окончании школы, но, чтобы жить самостоятельно, нужно найти работу. Фи даже не представляла себе, чем будет заниматься. Ей хотелось посоветоваться с опытным доброжелательным другом, но такого у нее не было. В сущности, она была совершенно одинока. О, как недоставало ей сейчас отца! У родственников для нее был один совет: поскорее выходи замуж. Они сообщали Фи обо всех богатых сынках, всех возможных женихах, будь то даже мужчины в возрасте, лишь бы с положением. А у нее все эти разговоры вызывали лишь тоску и раздражение. Странное дело, для всех мужчин, которых она встречала, и холостых и женатых, она была лишь какой-то пряностью, возбуждающей желание. Чтобы скрыть свои истинные цели, они притворялись и лгали, лгали на каждом шагу!..