Над головой снова послышался гул бомбардировщиков, похожий на раскаты грома. Ан бросилась на дно траншеи. На этот раз самолеты летели ниже. Серые машины одна за другой проносились над траншеями и исчезали за высоким зданием банка. Через мгновение раздались глухие взрывы где-то у моста через Хали.
Наконец все стихло. Ан, не выпуская из рук смятую кошелку, выбралась из траншеи. «Скорее домой! Если хоть одна бомба попала в наш квартал — мои погибли! В пожар оттуда не выберешься».
Из переулка Ан выбежала на улицу, заваленную обломками кирпича, штукатурки, досок, кусками искореженного железа. Пламенем были объяты аптека и соседние дома, потом огонь перекинулся на сухие ветки огромной терминалии, и она вспыхнула гигантским факелом.
Против входной арки протестантской церкви, тоже пострадавшей от взрывной волны, под деревом лежал пожилой мужчина и громко стонал. Заметив Ан, он поднял на нее умоляющий взгляд:
— Девушка, помоги мне сесть!
Ан приподняла его и прислонила к дереву. Мужчина тяжело дышал, по лицу текла кровь. Ан растерянно оглядывалась, не зная, чем ему помочь, и вдруг заметила подъехавшую к перекрестку санитарную машину.
— Вы сможете идти?
Мужчина покачал головой.
— Взгляни, куда угодило… — Он поднес руку к голове. — Вот! Дыра в полпальца.
Ан оторвала широкую полосу от подола и, как могла, перевязала рану. Кровь тут же пропитала ткань, ладони Ан стали липкими.
— Потерпите немного, я сейчас позову людей, и вас отнесут в санитарную машину.
На дороге она увидела полуобгоревший труп, от него несло запахом паленого мяса. У Ан потемнело в глазах, снова болью пронзила мысль о детях. Она подбежала к санитару, рассказала, где лежит раненый, а сама бросилась домой, с трудом пробираясь сквозь хаос развалин.
Когда Ан выбралась наконец из района бомбежки и увидела, что остальные улицы не тронуты, у нее отлегло от души. А позади, за портом, полыхал пожар.
— Нефтехранилище взлетело на воздух! Район Хали сровняли с землей! — услышала Ан в толпе.
Она пыталась разузнать, уцелел ли их переулок, но люди только пожимали плечами. А когда кто-то сказал ей, что район Анзыонг не пострадал, Ан успокоилась.
Почти совсем стемнело. Света не зажигали, а если где-нибудь горела лампочка, то только синего цвета. Жители выносили из домов скарб, грузили на тележки, видимо готовились бежать из города.
Миновав мост через Лап, Ан наконец вздохнула с облегчением. Вот и дом. В окне горел свет. С Чунгом сидел кто-то из соседей, наверное Тощая Хай. Ан вбежала в дом, схватила сына, прижала к себе. По щекам ее катились слезы.
— А Сон побежал тебя искать! — рассказывала Тощая Хай. — Я говорила ему, чтобы не ходил, но он так беспокоился, что не мог усидеть на месте.
Ан все еще не могла прийти в себя после всего пережитого. Укрытый одеялом Чунг спал на топчане, они с Соном, давно уже вернувшимся, сели поужинать, но ей до сих пор не верилось, что дома все в порядке. Подумать страшно, что было бы сейчас с этими детьми, если бы ее убило! Рис комом застревал у нее в горле, едва она вспоминала того мужчину в шляпе. А ведь у него тоже, наверное, есть семья, жена, дети… Каково им сейчас? Такое горе!
— Полицейских сколько нагнали! — возбужденно говорил Сон. — Даже французские петухи явились. Я дошел до твоей мастерской, там — одни развалины. Говорят, многих засыпало, до сих пор откапывают.
— Вот беда! Наверное, и Тхай Лай погиб! Он так дрожал за свое добро, наверняка не успел выскочить.
— Один петух дал мне по уху. Тоже еще, воображают! Говорят, больше всего людей погибло в Хали. Я слышал, там уже несколько сот убитых подобрали и еще находят. А зачем они бомбили тот район? Там же ничего нет, кроме публичных домов!
— Им наплевать, лишь бы сбросить свои бомбы!
— Подложить тебе еще рису?
— Ешь сам, мне сейчас не до еды. В этом месяце хозяин не заплатил мне еще ни донга. Выходит, пропали деньги. Сколько мне пришлось побегать, пока нашла эту мастерскую. И хозяин оказался порядочным человеком. Так вот, на тебе! Хорошо еще хоть живы остались! Я уж и не надеялась увидеть вас.
Ан перевела взгляд на спящего сына. Как трогательно видеть эти сжатые в кулаки ручонки! У Ан потеплело на душе. Она взяла в руки пухлую детскую ручку и поднесла к губам. Малыш даже не пошевелился. Этот рот, этот подбородок, как они напоминали ей Кхака!