Граф внимательно разглядывал стоявшего перед ним юношу, подозревая, что имеет дело с вражеским лазутчиком. При нём, правда, не оказалось огнестрельного оружия, но графу было хорошо известно, что существует «пештская потешная кавалерия». Вооружённые только бичами чикоши составляют целые эскадроны, даже полки защитников отечества.
— Признавайся: ты что, «потешный кавалерист»?
— Я таких никогда и не видывал, ваше сиятельство, в наших-то краях о них и не слыхать! Объездчик я у господина Фаркаша.
Ответ пленника ещё больше усилил подозрения графа: объездчик с чикошским бичом в руках и не слыхал о «потешных кавалеристах»… Невероятно!
И вдруг пленник показался графу чем-то похожим на виновника гибели его любимой собаки Серны. «То ли мне кажется, что все чикоши на одно лицо, то ли и в самом деле это тот же строптивый охотник?» И граф решил поймать юношу врасплох.
— Брось, Мартош, притворство!.. Я с первого взгляда узнал убийцу моей Серны!
Янош растерялся. Он стал было оправдываться:
— А я не узнал вас, ваше сиятельство! Осмелюсь напомнить, что тогда, в «Журавлиных полях», беда случилась не по моей вине…
— Ах, вот как: ты не был виноват, однако удрал! Да и теперь своё настоящее имя хотел скрыть…
— Ваше сиятельство! Я ничего не хотел скрывать сразу назвался бы Яношем Мартошем, спроси они, как меня зовут. Ваши солдаты осведомились только, откуда и куда еду. Я ответил, а потом повторил и вашему сиятельству: я объездчик у господина Фаркаша. Так оно есть.
Граф слушал объяснения пленника и думал: «Покончить с парнем никогда не поздно. Сам-то он по себе не велика птица! Но Мартош-отец заядлый бунтовщик, он осмелился поднять руку на моего отца. Это от него пошла вся смута в “Журавлиных полях”. Теперь он связан с партизанами. Через его сына нити могут привести прямо к ним».
— Вот что, Мартош, — сказал он, — я не злопамятен и не собираюсь тебе мстить. Что было, то прошло. Покажи-ка нам своё уменье!
— Ваше сиятельство, если вы желаете посмотреть, как на полном скаку я попадаю бичом в любую цель, прикажите дать мне моего коня. Он у меня хоть недавно, но уже приучен подчиняться.
— Дайте ему коня и принесите чучело! — коротко распорядился граф.
На соломенном чучеле сделали едва различимую отметину.
Офицеры и солдаты отошли, окружив большим кольцом площадку, на которой стояла цель.
Янош вскочил в седло и ждал команды.
Фения подал знак рукой.
Два раза Янош промчался галопом вокруг соломенной мишени, а затем на полном скаку на расстоянии трёх метров от чучела взмахнул бичом, и свинцовая пулька точно легла в намеченную цель.
Ловкость чикоша вызвала общее одобрение.
— А ну-ка, повтори! — приказал Фения.
И с той же точностью Янош снова попал в цель.
Теперь возгласы восхищения неслись со всех сторон… Сам граф поддался спортивному азарту:
— Ещё, в последний раз!
Слова «в последний раз» заставили гонведа вздрогнуть. Теперь или никогда!
Янош натянул поводья, шпоры впились в конские бока. Проскакав один раз вокруг мишени, он резко повернул коня и бичом, описав в воздухе дугу, стал на полном ходу наносить удары направо и налево по оторопевшим солдатам. И, прежде чем они опомнились, конь вынес его из толпы.
Разъярённый Фения кричал:
— Задержать! Огонь!
Но Янош уже мчался по дороге.
Глава пятая
Генерал Гюйон де Ге, барон де Пампелуна
В один из февральских вечеров в трактире «Кружка пива» в городе Гра́нице шла, как всегда, оживлённая беседа.
Говорили главным образом о том, что́ занимало всех без исключения жителей: о военных делах.
Небольшой город Граница занимал выгодное положение на тракте, связывавшем между собой перевалы Дю́кле и Браниско. В мирное время здесь проходили караваны, доставлявшие зерно и разные товары из Галиции в Венгрию и гораздо реже из Венгрии в Галицию. Надо добавить, что у контрабандистов были свои, только им известные дороги в горах.
В зимнюю военную кампанию 1849 года жизнь города замерла. Мужчины, способные носить оружие, покинули Границу ещё в начале января, когда пришла весть о занятии Пешта австрийскими войсками.
Помещение трактира было жарко натоплено, и почтенные завсегдатаи не чувствовали ни лютого мороза, ни резкого ветра, стучавшегося в плотные деревянные ставни.
— Нет, — рассуждал хозяин трактира, щуплый человек лет пятидесяти, с чуть косящими глазами, — как бы ни хвастался Виндишгрец, но торжествовать победу ему ещё рано! Он думает: раз венгры отступают, значит, у них нехватка пороха!.. А я так думаю: Кошут готовит ловушку, не иначе!
Снаружи донёсся скрип саней, подкативших к дому. Хозяин встал, накинул аттилу и вышел.
Через минуту он вернулся вместе с мужчиной в меховой шубе. Отряхнув снег с меховых сапог, путешественник приветствовал гостей на немецком языке и скромно попросил разрешения присесть за стол, чтобы подождать, пока хозяин протопит комнату для ночлега.
— Да, протопить не мешает, что верно, то верно, — подтвердил хозяин. — С тех пор как здесь ночевали господа офицеры, в комнатах этих никто не жил.
— Позвольте представиться, — сказал незнакомец, виноторговец Валевский, Владислав Валевский, из Галиции.
В комнате воцарилось молчание: жители городка привыкли к осторожности и, когда появлялся незнакомый человек, держали язык за зубами.
— Прошу вас, не стесняйтесь, я могу устроиться отдельно, — учтиво сказал виноторговец и направился к столику, стоявшему поодаль, в углу комнаты.
Смутившись, хозяин засуетился, а сидевший за столом немолодой мужчина вежливо привстал и обратило к приезжему;
— Помилуйте, господин Валевский, мы будем очень рады. Присаживайтесь, пожалуйста! Будьте нашим гостем. К нам за последнее время так редко приезжают из других стран, что мы совсем отвыкли от иностранцев.
Путешественник, снявший тем временем шубу, охотно воспользовался любезным приглашением.
Скромность манер, непринуждённое обращение незнакомца располагали к доверию. Но больше всего привлекала возможность услышать от приезжего иностранца свежие новости.
Как только он заказал ужин, его забросали вопросами: что пишут заграничные газеты, не слыхал ли он, как относится Англия к войне венгров с австрийцами, каково настроение поляков.
— Я человек деловой, а из-за войны да восстаний в разных странах вести торговлю становится всё труднее. Между тем весной я очень расширил своё дело и залез в долги. Теперь надо как-нибудь выходить из положения, и, признаюсь вам, мне не до политики… Для меня, как и для всех, впрочем, важно только, чтобы война скорее кончилась. Я плохо разбираюсь в политике, но мне сдаётся, что скоро обе стороны согласятся заключить мир. Как-то странно ведётся борьба. Австрийские войска воздерживаются от решительного нападения, но и не отпускают армию Гёргея ни на шаг.
— Ни на шаг! — воскликнул хозяин трактира. — Но уже пошёл третий день, с тех пор как за этим самым столом ужинал Гёргей со своими офицерами, однако австрийцев, слава богу, поблизости не видать! Вот вам «ни на шаг»!
Все рассмеялись; каждому было известно, что австрийцы снова потеряли следы Верхнедунайской армии.
Давясь от душившего его смеха, один из собеседников заметил:
— А этот злосчастный Гёргей, которому Виндишгрец всё время наступает на пятки, как ни в чём не бывало сидел здесь и преспокойно играл в шахматы со своим адъютантом.
— И кто же из них получил мат? — спросил гость, интонацией выражая больше интереса к шахматному турниру венгерских офицеров, чем к их борьбе с австрийцами.
— Гёргей. Он сделал неудачный ход конём, и противник…
Дверь распахнулась, и в комнату ввалился грузный мужчина, одетый слишком легко для лютого мороза, свирепствовавшего на дворе.
— Господин нотариус! — оживились сидевшие за столом.
— Милости просим, господин Хо́рташ! — Хозяин поспешил навстречу новому посетителю.