– Знаешь, – произнес Римо, – летчик не виноват. Они ведь все повесят на него.
– Ну так пусть сделает харакири! Меня это не волнует. Его смерть ничто по сравнению с той болью, которую причинили моей августейшей персоне.
Мастера Синанджу нашли такси с красным огоньком, означавшим, что машина свободна, и Чиун вступил в оживленную беседу с водителем.
– Что он говорит? – спросил Римо.
– Говорит, что в такое время аэропорт закрыт. А я утверждаю, что для нас его откроют.
– Папочка, нас ведь там ждут!
– Ну и хорошо.
– Ждут, чтобы арестовать.
– Ерунда!
– Давай лучше переночуем здесь, а утром что-нибудь придумаем.
– Какой отель заказал для нас Смит? – поинтересовался старик.
– «Солнечный луч». Зная Смита, можно предположить, что это самая дешевая ночлежка в Осаке.
Кореец сообщил название отеля водителю, и машина тронулась с места.
Вскоре они уже ехали по залитым неоновым светом улицам Осаки. Как и в Токио, здесь вовсю буйствовала реклама – на каждом здании красовались названия фирм на японском и английском языках.
Удостоверившись, что активность полиции невысока, Римо немного успокоился.
– Похоже, охота на людей пошла на убыль, – бросил он учителю.
И в тот же момент на высоком административном здании, располагавшемся в самом центре города, увидел огромный телеэкран компании «Сони». На нем красовался портрет мастера Синанджу транслировавшийся если не на всю Японию, то уж на всю Осаку точно.
– Папочка, постарайся не тревожить водителя, но твой портрет воспроизведен на гигантском телеэкране. Вон там.
– Где? Где?
– Я сказал – не суетись! – прошипел Римо.
Но учитель не успокоился.
Увидев себя на экране, он затрясся от гнева.
– Это не я!
– Чиун!
– Смотри, Римо, они осквернили мое лицо усами! Но у меня нет усов! А глаза!.. Это глаза японца, а не корейца. Да как они посмели! Мы должны потребовать удовлетворения.
И перейдя на японский, мастер Синанджу предложил водителю остановиться.
Выйдя из машины, Чиун перешел на противоположный тротуар и злобно уставился на гигантское изображение, которое, правда, сильно уменьшилось в размерах, отодвинувшись в угол экрана и разместившись рядом с головой ведущего японской программы новостей.
– Они меня оскорбили!
– Послушай, на нас уже обращают внимание, – прошипел Римо, с беспокойством оглядываясь вокруг.
В тот же миг мастер Синанджу поймал какого-то прохожего и повернул его лицом к экрану.
– Это я? – спросил Чиун по-английски.
Японец поднял глаза вверх.
– Ну? – настаивал старик, развернув теперь японца к себе.
В знак отрицания японец энергично затряс головой.
– Вот видишь, Римо, – сказал учитель. – Он не видит сходства.
– Все дело в том, что японец не понимает по-английски, а ты еще вертишь его головой, – возразил ученик.
– Ничего подобного! – ответил Чиун, в то время как язык злосчастного японца мотался из стороны в сторону как собачий хвост, а глаза уже стали вылезать из орбит.
– Как же! Он пытается удрать.
– Что ж, я удовлетворю его желание, – произнес старик и отпустил японца.
Тот заковылял прочь, держась за голову и шатаясь так, как будто перебрал саке.
– Вот тебе доказательство, – не унимался Чиун. – Если бы он считал, что мерзавец на экране – это я, то вызвал бы полицию.
– Сейчас он способен только вызвать врача.
Мастер Синанджу злобно посмотрел на телеэкран.
– Римо, у тебя есть монета?
– Конечно, есть. А тебе-то зачем?
– Не спрашивай. Одолжи лучше самую большую.
Римо сунул руку в карман.
– Пятьдесят центов тебя устроит? – спросил он.
– Вполне, – ответил учитель.
Он со звоном подбросил монету вверх, потом еще и еще раз. Каждый раз пятидесятицентовик взлетал все выше и выше, а издаваемый им свист казался все пронзительнее.
На четвертый раз монета стремительно взвилась в небо и понеслась через улицу, как будто ее притягивал гигантский магнит.
Прежде чем Римо успел понять, в чем дело, телеэкран погас. В углу его дымилось маленькое отверстие.
– Вот! – удовлетворенно кивнул Чиун. – Теперь можно пойти в отель.
– Если ты будешь продолжать свои фокусы, то мы окажемся в местной кутузке.
Чиун только отмахнулся и двинулся вперед, довольный тем, что исправил допущенную по отношению к себе несправедливость.
Неподалеку от отеля Римо стал замечать людей, одетых как будто бы в синие пижамы. На кармане куртки каждого японца красовалась одна и та же картинка – солнечный луч, пробивающийся сквозь тучи.
– Интересно, в чем это они? – спросил Римо.
– В пижамах, – ответил Чиун.
– Я так и подумал. Что, таков новый японский обычай – носить вечером пижамы?
– Не знаю.
На здании гостиницы тоже виднелась эмблема в виде солнечного луча.
В открытую входную дверь постоянно входили люди в одинаковых синих пижамах с изображением солнечного луча.
– Не нравится мне все это.
– Не беспокойся, Римо. Для японцев все корейцы на одно лицо.
– Я не о том, – буркнул ученик.
В вестибюле им пришлось снять туфли и надеть комнатные тапочки. Поскольку Чиун не возражал, Римо последовал его примеру.
У стойки дежурного они получили ключи.
– Нам на пятый этаж, – бросил ученик, подойдя к лифту, где тоже стояли люди в пижамах с сонным видом постояльцев, а не служащих отеля.
– Странное заведение, – хмыкнул Римо.
– В оккупированной стране всегда странные порядки.
Выйдя из лифта на пятом этаже, Римо решил, что попал в морг.
Дверей как таковых здесь не было. Просто вдоль окрашенной в бежевый цвет стены тянулись люки, расположенные в два ряда один под другим.
– Он так и сказал: «пятый этаж»? – уточнил Римо, поглядев на ключ.
Чиун кивнул:
– Да. Пятый.
– Наши комнаты должны быть дальше по коридору. Пойдем.
Далеко идти не пришлось. Завернув за угол, Римо обнаружил ячейку, номер которой соответствовал цифрам на ключе. Ему досталась верхняя, а учителю – нижняя.
– Должно быть, это камеры хранения, – сказал Римо.
– Да уж, – нахмурившись, ответил старик.
Но пока они осматривались в поисках соответствующей двери, к соседней ячейке подошел японец в синей пижаме, открыл люк своим ключом и спокойно залез в ячейку, захлопнув за собой дверцу.
Спустя мгновение из-за дверцы донеслись приглушенные звуки музыки.
– Ты видел? – спросил Римо.
Он шагнул к своей ячейке и открыл ее.
Внутри все напоминало морг, за исключением того, что на дне лежали постельные принадлежности. Мягкий свет люминесцентных ламп озарял пространство клетушки. На постели лежала аккуратно сложенная пижама – вверх кармашком с пришитой эмблемой в виде солнечного луча. В дальнем конце ячейки в потолок непосредственно над маленькой белой подушкой был вделан телевизионный экран. Сбоку находились выключатели для света и телевизора.
– Я не буду здесь спать! – возмутился Римо.
– И я, – фыркнул Чиун. – Просто оскорбление какое-то.
Клерк в вестибюле терпеливо объяснил по-английски, что комнат у них нет. Только «капсуры».
– Что, что? – спросил Римо.
– Капсуры, – повторил Чиун.
– А что такое «капсуры»?
– Это капсура хотеру[2], – пояснил клерк. – Вез комнат.
– Верните наши деньги, – потребовал Римо.
– Извините, но вы открыри дверцу. Комната занята. Деньги не возвращаются.
– Комната? – взорвался Римо. – Да это просто ящик!
– Вы открыри дверцу, вы заняри место. Извините.
– Я свою не открывал, – заявил мастер Синанджу, радостно бросая ключ на стойку.
– Вы можете идти, – разрешил клерк.
– Без денег я не уйду, – стоял на своем Римо.
– Есри будете настаивать, я вызову порицию.
– Ну и вызывайте! – вспыхнул Чиун. – А мы отказываемся подчиняться вашим варварским обычаям.