- Я женился на Люке, - словно бы сам себе громко говорил Юрий, - но ведь она меня не любит. Она сожалеет, что отказала тогда Совинскому. Всю жизнь будет раскаиваться и сожалеть. Анастасия, вы знаете: Иван до сих пор любит Люку.
- Любовь никогда никого не унижала, - спокойно ответила Анастасия.
- Да, - воскликнул Юрий, - она поднимает человека, как математика. Она помогает человеку окончательно потерять обезьяний хвост. Вопрос: как вы относитесь к случайным половым связям?
Людмила шлепнула его по щеке.
- Замолчи! Как не стыдно!
- Прости, Юра, - сказал сконфуженно Совинский, - я не хотел...
- Ты привел Анастасию, чтобы посмотреть на выражения наших лиц, а затем кинулся еще обливать грязью всю нашу работу. Но я не хочу быть неблагодарным.
Людмила встревожилась не на шутку:
- Что ты хочешь сделать?
- Найму небольшой эстрадный оркестр, чтобы нам было весело.
Кучмиенко тоже встал и подошел к Юрию, сказал ему строго:
- Юрий, ты пьян.
- Он что-то задумал дурное, я его знаю, - еще больше встревожилась Людмила. Она схватила Юрия за руки, он вырвался, нагнулся над магнитофонными кассетами, лихорадочно перебирал их.
- Пока дышу - думаю. Я добрый. Я хороший. Кроме того, я непревзойденный специалист по бытовой электронике. Так называемый бытовой гений. Какие последствия моей деятельности в этой отрасли? Они наглядны и сейчас будут вам продемонстрированы. Люка, не мешай, ты же просила поставить что-нибудь интересненькое.
Анастасия кивнула Совинскому:
- Нам пора идти.
Совинский заколебался:
- Оставить Юру в таком состоянии?
- Если хотите, я могу вас проводить, - неожиданно вызвался Кучмиенко.
- А как же Юрий? Вы можете его оставить в таком состоянии? Наверное, это в самом деле было бы нехорошо...
Юрий с кассетой в руке подбежал к Анастасии, обнял ее одной рукой, заглянул в зеленоватые глаза.
- Конечно же нельзя оставлять меня в таком реактивном состоянии, Анастасия! Хоть я и электронщик, и частично даже кибернетик, но я прежде всего человек. А что изменила в человеке и в мире вообще кибернетика? Может, мы стали быстрее запоминать таблицу умножения? Или дети рождаются у нас не через девять месяцев, а через три? Или трава изменила свой цвет и растет на камне? Или мяч, подпрыгнув в воздух, больше не падает на землю? Или какая-то машина разрешила хотя бы одну проблему, которую еще не решил человеческий мозг? Мудрецу отвечает молчание...
Кучмиенко потирал руки. Ну, молокосос! Ну, желторотик! Выступать против НТР! Против прогресса! Против будущего!
- Машина разгрузила человека от второстепенных исполнительских функций, - поучительно молвил он. - Она дает нам возможность сосредоточиться на главном!
- А что главное? - ехидно допытывался Юрий.
- Главное - это не просто жить, а осмысливать свою жизнь, быть хозяином труда и всей страны.
Юрий небрежно махнул рукой, снова пошел к магнитофону.
- Мы довольны собой, - бормотал он. - Мы не физики, мы лирики. Но лирики - это трата времени, сил, средств. Я же не тратил время. Я покажу вам кое-что. Как говорил поэт: "Я покажу тебе ужас в пригоршне пепла!"
- Юка, я тебя предупреждаю, - издалека подала голос Людмила.
Юрий не слушал никого. Говорил сам с собой.
- Вопрос: имеет ли сегодня значение маленький внутренний мир человека в океане электроники и кибернетики? Ответ: имеет и всегда будет иметь. Если бы даже наше общество отказалось от поддержки и обогащения внутренней жизни каждого, то мы обогатили бы его сами. Да. Музыка? Типичное не то. Нам нужна не музыка, а истина. Хотя, к превеликому сожалению, я уже говорил, - так называемая истина не всегда полезна. Например, какая польза в той истине, что у моего отца кривой нос? Или истина, которая относится к разряду печальных: каждый год эпидемия гриппа. Спрашивается: как любить ближнего своего, когда у него вирусы? Сейчас я хочу продемонстрировать вам плоды своих рук. Нет ничего совершеннее человеческих рук, сказал я академику Карналю. Но ведь это же рука обезьяны, - ответил мне академик, забывая о том, что эта рука его кормит. А вот и так называемые плоды.
Он наконец нашел нужную кассету, поставил ее на магнитофон, отошел в сторону, сложил руки на груди, потом подбежал к проигрывателю, поставил пластинку, с проигрывателя зазвучала тихая музыка, с магнитофона неожиданные голоса Совинского и Людмилы. Сначала никто ничего не мог понять, даже сама Людмила. Юрий торжествовал. Показывал рукой на магнитофон, мол: слушайте, наслаждайтесь, поглядите, на что бывает способен простой бытовой электронщик! Только Кучмиенко, который с такой настойчивостью добивался записывания всех разговоров академика Карналя на работе и не раз хвалился этим даже дома, кажется, начал понимать, что оно к чему, но тоже не трогался с места, прислушивался к выкраденным голосам Людмилы и Совинского, выкраденным коварно, тайно, преступно и теперь брошенным сюда.
Голос Людмилы. Но разве мы не говорили откровенно?
Голос Ивана. Есть откровенность окончательная.
Голос Людмилы (сквозь смех). Вы уже думаете о делах окончательных? Может, о смерти?
Голос Ивана. Напротив. Мне кажется, что я еще совсем не жил. Впечатление такое, будто жизнь только должна начаться, и все зависит от вас.
Голос Людмилы. От меня?
Людмила наконец стряхнула с себя оцепенение, решительно подошла к магнитофону и выключила. Юрий спокойно включил.
- Что это означает? - спросила холодно Людмила.
Юрий не отходил от магнитофона, заслоняя его от Людмилы.
- Это, как говорят дипломаты, преамбула.
- Ты можешь все-таки объяснить? - наступала на него Людмила.
Голос Людмилы из магнитофона тоже спросил: "Вы могли бы объяснить?"
Людмила снова прорвалась к магнитофону и выключила его:
- Пойди открой, кто-то звонит!
Юрий впустил соседа. Тот забегал глазами вокруг, съеженно нацелился на стул.
- Кажется, я пришел вовремя.
- Ты создан своими родителями именно для того, чтобы появляться некстати, - недовольно заметил Юрий.
- Но в зоопарке утонул слон!
- Хотя ты и "замечательный", но так называемую норму уже выпил.
- Кто же устанавливает норму? - полюбопытствовал сосед.
- Тот, кто наливает. Бери рюмку, выпивай и айда отсюда.
Людмила встала на защиту.
- Почему ты его прогоняешь? Пусть человек посидит с нами. Он ничего не ел.
Но Юрий уперся:
- Нет, садиться он не будет. Стоя, не глядя и до дна. Как там говорят в Приднепровске?..
- При чем тут Приднепровск? - удивился сосед.
- А при том, что там живет вот этот товарищ Совинский, а товарищ Совинский - рабочий класс. Дошло?
- Я тоже рабочий класс, - засмеялся сосед. - Вон и товарищ Кучмиенко подтвердит.
Кучмиенко нахмурился, даже как бы отвернулся от танцовщика. До чего уже дошло! Какой-то чуть ли не низкопробный пьянчуга ссылается на его авторитет!
- Юрий, ты бы прекратил всю эту комедию! - строго прикрикнул он.
- А что за комедия? Вот мой друг Иван утверждает, что человек, чтобы не попасть в зависимость от созданных им самим машин, должен стать самоцелью и самоценностью.
- Го-го-го! - захохотал сосед, успевший уже опрокинуть рюмочку. - А как же тогда мои танцы? Я живу не ради себя, а ради танцев.
- А ходить умеешь? - спросил неожиданно Юрий.
- Ну?
- Так иди знаешь куда!
Он вытолкал соседа, запер за ним дверь, снова пошел к магнитофону. Людмила попыталась его остановить. Кучмиенко пришел ей на помощь.
- Эта игра становится неприличной, Юрий.
- А я не играю, - пьяно заявил Юрий. - Я начинаю бороться. Жить и умереть в борьбе - это смысл жизни целых поколений.
- С кем же ты борешься? - спросил Совинский. - С нами, что ли?
- С так называемыми условностями. Я хочу их одолеть!
Он снова включил магнитофон, никто не догадался снять кассету и спрятать или попросту выбросить за окно. Снова было то же.
Голос Ивана. Людмила, я должен наконец... Не могу больше молчать...
Голос Людмилы. Но я же сказала... Мы никогда не молчали...