Рэй Бредбери
Разговор оплачен заранее
С чего это в памяти всплыли вдруг старые стихи? Ответа он и сам не знал, но – всплыли:
Он запнулся. Как там дальше? Ах, да…
Опять запнулся. Какой же у этих стихов конец? Постой-ка…
Он перевел дух и закончил:
Он замолк.
Он сидел и молчал. Восьмидесятилетний старик, он сидел один в пустой комнате в пустом доме на пустой улице пустого города, на пустой планете марс.
Он сидел, как сидел последние полвека: сидел и ждал.
На столе перед ним стоял телефон. Телефон, который давным-давно не звонил.
И вот телефон затрепетал, тайно готовясь к чему-то. Быть может, именно этот трепет вызвал в памяти забытое стихотворение.
Ноздри у старика раздулись. Глаза широко раскрылись.
Телефон задрожал – тихо, почти беззвучно.
Старик наклонился и уставился на телефон остановившимися глазами.
Телефонзазвонил.
Старик подпрыгнул, отскочил от телефона, стол полетел на пол. Старик закричал, собрав все силы:
– Нет!…
Телефон зазвонил опять.
– Не-е-ет!..
Старик хотел было протянуть руку к трубке, протянул – и сбил аппарат со стола. Телефон упал на пол как раз в ту секунду, когда зазвонил в третий раз.
– Нет, нет… о, нет… – повторял старик тихо, прижимая руки к груди, покачивая головой, а телефон лежал у его ног. – Этого не может быть… Этого просто не может быть…
Потому что как-никак он был один в комнате в пустом доме в пустом городе на планете марс, где в живых не осталось никого, только он один, король пустынных гор…
И все же…
– Бартон!..
Кто-то звал его по фамилии.
Нет, послышалось. Просто что-то трещало в трубке, жужжало, как кузнечики и цикады дальних пустынь.
"Бартон? – подумал он. – Ну, да… ведь это же я!.."
Старик так давно не слышал звука своего имени, что совсем его позабыл. Он не принадлежал к числу тех, кто способен разговаривать сам с собой. Он никогда…
– Бартон! – позвал телефон. – Бартон! Бартон! Бартон!..
– Замолчи! – крикнул старик.
И пнул трубку ногой. Потея и задыхаясь, наклонился, чтобы положить ее обратно на рычаг.
Но едва он водворил ее на место, проклятый аппарат зазвонил снова.
На сей раз старик стиснул телефон руками, сжал так, будто хотел задушить звук, но в конце концов костяшки пальцев побелели, и он, разжав руки, поднял трубку.
– Бартон!.. – Донесся голос издалека, за миллиард миль.
Старик подождал – сердце отмерило еще три удара, – затем сказал:
– Бартон слушает…
– Ну, ну, – отозвался голос, приблизившийся теперь до миллиона миль. – Знаешь, кто с тобой говорит?..
– Черт побери, – сказал старик. – Первый звонок за половину моей жизни, а вы шутки шутить..
– Виноват. Это я, конечно, зря. Само собой, не мог же ты узнать свой собственный голос. Собственный голос никто не узнает. Мы-то сами слышим его искаженным, сквозь кости черепа… С тобой говорит Бартон.
– Что?!..
– А ты думал кто? Командир ракеты? Думал, кто-нибудь прилетел на марс, чтобы спасти тебя?..
– Да нет…
– Какое сегодня число?
– Двадцатое июля две тысячи девяносто седьмого года.
– Бог ты мой! Шестьдесят лет прошло! И что, ты все это время так и сидел, ожидая прибытия ракеты с земли?
Старик молча кивнул.
– Послушай, старик, теперь ты знаешь, кто говорит?
– Знаю. – Он вздрогнул. – Вспомнил. Мы с тобой одно лицо. Я Эмиль Бартон и ты Эмиль Бартон.
– Но между нами существенная разница. Тебе восемьдесят, а мне двадцать. У меня еще вся жизнь впереди!..
Старик рассмеялся – и тут же заплакал навзрыд. Он сидел и держал трубку в руке, чувствуя себя глупым, заблудившимся ребенком. Разговор этот был немыслим, его не следовало продолжать – и все-таки разговор продолжался. Совладав с собой, старик прижал трубку к уху и сказал:
– Эй, ты там! Послушай… О господи, если б только я мог предупредить тебя! Но как? Ты ведь всего-навсего голос. Если бы я мог показать тебе, как одиноки предстоящие годы… Оборви все разом, убей себя! Не жди! Если б ты мог понять, что значит превратиться из того, что ты есть, в то, что есть я сегодня, теперь, на этом конце провода…