Маша. Сморчки соберем. Они вкусные?
Павел. Не пробовал. Видишь, Олег Евгенич Горбигера уже перевел... Объясняй теперь нашим обывателям, на кой ляд им псевдонаучные статьи по астрономии в одном флаконе с рекламой прокладок!..
Маша. Ты обещал дать почитать.
Павел. Как хорошо уметь читать, не надо к маме приставать... Зачем тебе?
Маша. Интересно. Или... так, ничего интересного?
Павел. Да ну его. Маньяк, придурок, вот уж кто лапшу умел вешать...
Маша. Зачем тогда?
Павел. Гиммлера в дракона превращали? Воспоминания Одина о застенках КГБ писали? И то, что Берия - сын тролля и язычницы из храма в Гарни, что стоит над обрывом...
Маша. И Сталин был грибом!
Павел. (укоризненно) Ленин. Только это Сергея Анатольича был прикол, вот ведь как некстати помер, пиши теперь про идиота...
Маша. Ах, извини, конечно. Тебя теперь одни маньяки и идиоты интересуют... Надо все-таки Юлику отписать. А пошли в лес сейчас?
Павел. О, Тиш... Пытки, виселицы, маньяки.... В лес, значит? Нет уж, они сами, сами... Вон идут, с праздником всех нас.
Входит Хадин.
Хадин. Я вдруг подумал... (пауза) Я просто так зашел. Я тут наговорил какую-то чушь. Вижу, вы еще сидите - зашел еще.
Маша. А.
Хадин. Вы не знаете, тут, слухи ходили, вчера каких-то воров задержали, там, где сотые участки.
Павел. Нет. Маш, ты ничего не слышала? (Маша улыбается) Мы ничего такого не слышали.
Хадин. Жаль, говорят, забавно было. Не слышали, да? Еще собак спустили...
Маша. Бедняги.
Павел. Кто?
Хадин. Не скажите, а потом - как иногда приятно бывает кого ограбить... или убить.
Маша. Глупости...
Хадин. Да почему ж глупости! В каждом человеке, во мне, в Вас есть нечто такое... разрушает, ну, господи, как ее?
Павел. Навья косточка?
Хадин. Ну да, да! Что-то природное, изначальное! (Маше) Почему Вы меня назвали тогда мазохистом?
Маша. Я?
Хадин. Почему?
Павел. И правда, Маш, я думаю...
Хадин. Но все очень просто! С чем рождается человек? Какое чувство он испытывает перво-наперво? Чувство боли. Страшной, дикой боли. Это чувство первое, а мы знаем, что первое чувство самое сильное, самое яркое. И человек, потом уже, всю свою жизнь, стремится к этой боли, первой, изначальной. Это же так естественно. Происходит разрыв ткани, кровь... И тут еще одно чувство - чувство причинения боли другому человеку, своей матери. Видите ли, человек уже является в мир и мазохистом, и садистом. Потом, пока живет, он только пытается вернуть те первые, тогда не осмысленные, чувства, вернуть их, проверить... Еще и еще. (переводит дыхание) Вы не согласны?
Маша. Не знаю... А какая разница?
Павел. (Маше) Подожди. (Хадину) Но здесь явно какая-то ошибка. Что-то, то есть, да, все логично, но как-то и неправильно тоже. (смотрит на Машу) Да? Должна быть ошибка.
Хадин. Как? Ошибка во всем, ну да, конечно... (тихо) А зачем Вы сказали про ошибку? Почему вдруг?
Павел. Ну... Сами говорите, что все так просто. Вернее, слишком у Вас просто... (вдруг) И не надо забивать нам голову этим бредом! Что Вы тут?
Хадин. У меня был митек... друг, давно еще... А потом его убили, дурак один, по пьяни. Так вот.
Маша. Убили?
Хадин. Кирпичом. (разводит руками) Как это обычно бывает, знаете, да? Не знаете? Иногда надо... А Вас ведь можно убить? Вы серые, никакие... Вас почти нет! (резко оглядывается) Да что же это такое... Я заболтался. Вы завтра едете? Может, вас подвезти?
Маша. Нет-нет. Не надо.
Хадин. Вы счастливы? (пауза) Вы меня не стесните, а варенье я потом заберу.
Маша. Нет, мы...
Павел. Мы еще тут пару дней просидим, у меня вот статья не закончена, сами сказали... (уводит Машу в дом, из-за раскрытой двери) на свежем воздухе не всегда получается работать... (Маше) Ради бога, иди в комнату. (Хадину) Привет папе передайте, скажите обязательно: к четвергу моя часть Горбигера будет готова, но переводы - не позже чем к пятнице, не забудете?
Хадин. (пожимает плечами) Ну ладно, не знаю, впрочем, когда увижу его, хотя нет, думаю, до четверга или следующей субботы - точно, это если я сам... А вообще, так, статья интересная получается?
Павел. Потрясающая. Спокойной ночи.
Хадин. Ясненько-понятненько, до завтра. Загляну еще до отъезда... Завтра, кажется, погоду обещали...
Павел. Спокойной ночи. (закрывает за собой дверь) Хадин. Кстати! я ведь... (после минутного молчания)
Ушли. Спокойной ночи, мистер Бин! Ушли, а плед забыли. И их сегодня достал. Сейчас обязательно вернутся. (поднимает плед, разглядывает) Какой хороший плед. Наверное английский... Или шотландский. Где-то у меня была книга о расцветке шотландских кланов, может, это им интересно? (накрывает пледом голову) Теплый, колючий, чем-то таким пахнет. У каждой вещи есть свой запах. Вещи пахнут людьми. Шампунь "Про-ви" пахнет фиалками или сиренью... Это хороший шампунь. (трет пледом лицо) Эдак засну тут. Что-то не возвращаются, может, забыли? (вешает плед на перила крыльца) Постучать, сказать, вот, плед забыли. Как я им надоел! А, может, на стук выйдет Маша? (идет к калитке, оборачивается, в окне зажигается свет, мелькают тени) Там у них, наверно, спальня, они раздеваются и ложатся спать. Им меня оттуда не видно. (делает два шага к окну) Да, да... Вот ведь извращенец, Фрейд недорезанный... Пейджер в суп уронил, все равно невкусный... И Машенька не умела готовить. Сидел и думал как дурак. И зачем все это им рассказывал? Что это меня... прорвало так? Надо уехать завтра. Или прямо сейчас. Значит так, в городе я буду... (задирает рукав, пытается посмотреть на часы, в окне гаснет свет) А черт! Небось, стоят у окна и смотрят на меня. (разводит руками и приседает) Ку! Дебил с возрастом Христа и Ильи Муромца. Кю... Как это все смешно... и скучно. Почему они любит друг друга? Нет, ну почему все обязательно должны любить друг друга? (отступает к калитке, открывает ее) Надо, Машенька, что-то делать. (быстро уходит)
Две-три минуты тихо.
Внезапно в доме грохот, смех. Включается и тут же выключается телевизор.
Павел. (раскрывает окно) Ты куда меня тащишь? Вот он, твой плед! (в комнате под потолком раскачивается лампа, где-то начинает опять выть собака) Какой ночью запах! (оборачивается, Маше) Я сейчас принесу. (выпрыгивает из окна, берет с перил плед)
Маша. (выходит на крыльцо) Сосед ушел?
Павел. Если под забором не караулит, то - да. Тебе не холодно?
Маша. (прыскает) Пока нет.
Павел. И так (подходит к Маше, обнимает) не холодно?
Маша. Вот так гораздо холодней.
Павел. Колоссально.
Целуются.
Лай собак.
Павел. Теперь только снега не хватает. С дождем. Маша. А помнишь тот дождь? Лето, качели, детская
площадка...
Павел. Еще бы! Это тепеpь как в сказке. Что-то здесь, рядом, но и далеко-далеко... Ты замерзнешь.
Маша. Как ты тогда не заболел? Мне ведь было не холодно, зачем же ты...
Павел. (отходит на два шага, наклоняет голову, прищуривается) М-м?
Маша. Мяу.
Павел. Мяу... Машенька... Я никогда не думал, что можно так любить и страдать... Кара миа...
Где-то слева слышится сдавленный крик, затем треск.
Маша. (испуганно) Это у Хадина!
Павел. Я... Пойду, что ли, гляну. (уходит в дом, возвращается в куртке, в руке пистолет) Собаки выли.
Маша. Говорят, на собак газ не очень-то. Я с тобой.
Павел. Ну ты накинь что-нибудь, я подожду.
Маша. А тебе что еще вынести?
Павел. Например, гаубицу... Слушай, шут с ним, погоди, я сейчас. Э, дьявол, фонарик ему отдал... (пробирается к забору Хадина, заглядывает за забор) Ни хрена не видно. (перелезает за забор)
Маша. Паш! (выбегает из дома в пальто) Ты где? (идет к калитке, выходит на дорогу)
Участок Хадина. Яблоня. Под яблоней лежит Хадин, сверху - тяжелая ветвь.
Павел. Что за бред. (пытается оттащить ветвь, от нее тянется к Хадину короткая веревка) Что это?
Маша. (подбегает, хватает Павла за руку) Что, что тут?!
Павел. (роняет ветвь, растерянно) Он... кажется... Его, кажется... больше нет.
Маша. Что?
Павел. (пытается увести Машу) Пойдем, завтра... "скорую"... сейчас ночь ведь... Утром, завтра.