Поначалу все было очень интересно и даже весело. По улице носились одуревшие от радости ребятишки. Прошла по щиколотки в воде какая-то нарядная дамочка с зонтиком. Натягивая вожжи, проехал извозчик, и было смешно видеть, с каким упорством его лошаденка тянулась к воде, пытаясь напиться.
Ресторан опустел, но хозяин не отпускал служащих - не потому, что жалел нас, а в расчете на то, что, когда вода спадет, появится много желающих согреться чаем или вином. Пока же работы у нас не было, и, поддерживая в плите небольшой огонь, мы до вечера лежали на подоконниках и смотрели.
А вода все шла и шла. И уже не шла, а почти бежала. Опять поднялся ураганный ветер, и настоящие волны катились теперь по Вознесенскому от Измайловского моста к Садовой. Вода с шумом плескалась в галереях Александровского рынка. Скрежетали сорванные ураганом вывески, хлопало железо на крышах, раскачивались фонари.
Люди шагали теперь в воде уже не по щиколотки, а по колено и даже по пояс. Ребятишки уже не бегали и не смеялись. Маленькие дети громко плакали, отцы и матери, с трудом передвигая ноги, тащили их на плечах вместе с корзинами и узлами.
Вода затопила уже не только подвалы, но и помещения первых этажей. Страшно было подумать, сколько имущества, товаров, муки, сахара, крупы и других продуктов гибнет в эти минуты во всем нашем огромном городе. Но особенно грустно мне было видеть, как заливает вода глубокие подвалы рынка. В этих подвалах помещались лавочки букинистов, торговцев книгами. Немало рублей и копеек, сбереженных от получки, оставил я в этих волшебных подвальчиках!..
Во второй половине дня ветер стал понемногу стихать, но вода все еще прибывала. Это было видно по вывеске "Готовое платье", которая висела как раз против окна, на котором я лежал. На этой ржавой, еще дореволюционной, вывеске был изображен розовощекий усатый человек в котелке и в старомодном пальто с большими пуговицами. На наших глазах этот надменный господин постепенно погружался в воду. Сначала вода залила его востроносые ботинки, потом полосатые узенькие брючки, дошла до подола пальто, закрыла первую пуговицу, вторую, третью... Где-то, не доходя четвертой пуговицы, вода остановилась.
Часов в шесть вечера мимо наших окон на полной скорости промчалась моторная лодка с милиционерами. Один из милиционеров стоял на носу лодки с длинным багром в руках.
Мы напрасно поддерживали в плите огонь. Гости не шли - не до чаев было, - и наконец хозяин, скрепя сердце, разрешил желающим расходиться по домам. Те, кто жил далеко, идти не решились, остались ночевать в ресторане. Я и еще несколько человек отважились и пошли.
Среди отважных оказалась и тетя Паша, судомойка. Эта молодая деревенская женщина жила в Питере совсем недавно, города не знала, наводнением была напугана до полусмерти, и я взялся проводить ее.
По правде сказать, я очень смутно помню это путешествие. Помню только, что несколько раз мы погружались по горло в воду, а один раз - где-то около Мещанской улицы - низкорослая тетя Паша оступилась, вскрикнула и исчезла под водой. Я едва успел подхватить ее под руку и вытащил на тротуар.
Других происшествий, насколько мне помнится, у нас не было. Гораздо лучше сохранилось в моей памяти то, о чем я тогда говорил.
Вообще-то я был парень застенчивый и молчаливый, но тут, под влиянием ли холодной ванны или под впечатлениями событий этого дня, я разошелся, разговорился и не умолкал всю дорогу.
Начал я, помню, с того, что пересказал тете Паше "Медного всадника". Рассказал все, что помнил о наводнении 1824 года. Вот там, например, на Кокушкином мосту, чуть не погибло тогда несколько извозчиков. Вода застигла этих людей с их колясками и лошадьми на мосту. На счастье, к мосту прибило большой плот. Извозчики отпрягли лошадей, отпустили их, а сами перешли на плот. Вот здесь, около Вознесенской церкви, в церковном доме была тогда аптека. Аптекарь открыл окно и перетащил извозчиков к себе в квартиру. Между прочим, в этом доме жил писатель Гоголь. Это была его первая квартира в Петербурге. А вон там, где сейчас бани, в ночь на 1 марта 1881 года революционеры Вера Фигнер, Суханов, Кибальчич готовили бомбу, которой на следующий день был убит царь Александр II.
Тетя Паша, бледная, перепуганная, шла, вцепившись под водой в мою руку, растерянно поглядывала по сторонам и вздыхала:
- Ой, Лешка, парень! И откудова ты все это знаешь, бесенок? Врешь небось? Выдумываешь?
- Выдумываю?!
Задетый недоверием спутницы, польщенный ее вниманием, я продолжал ошеломлять ее своей ученостью:
- А вы знаете, между прочим, что здесь вот, где мы с вами сейчас идем, в восемнадцатом веке было кладбище?
- Ой, Лешка, бесенок! - ахала тетя Паша.
- Да, уверяю вас, самое настоящее кладбище. Одно из самых старых в Петербурге. Его закрыли при Елисавете. Елисавета - была царица, дочка Петра Великого. Она была очень пугливая, боялась темноты, покойников, трех свечей. Один раз она ехала рано утром с какого-то гулянья, из Екатерингофа. Карета проезжала мимо этого кладбища, и вдруг в нос Елисавете ударило трупным запахом. Она испугалась, велела кучеру гнать лошадей, а на другой день подписала указ о закрытии кладбища.
Мы прошли с тетей Пашей две улицы и две площади, и ни на одну минуту я не умолкал. Почти о каждом доме, о каждом окне в этом доме я мог что-нибудь рассказать.
- Вот здесь жил Раскольников. Может быть, вы читали "Преступление и наказание" Достоевского? На этом углу, где сейчас ломбард, жил декабрист Рылеев. У него здесь бывали писатели Грибоедов, Гнедич, Дельвиг... Между прочим, в 1824 году, во время наводнения погибла библиотека Рылеева. Кстати о библиотеках. Вы знаете, что после наводнения 1824 года в подвалах Публичной библиотеки нашли большого невского сига!.. Да, вот именно, сига! А один раз, еще в XVIII веке, было такое наводнение, что купеческий корабль сорвался с якоря, переплыл через гранитный парапет и сел на мель на Дворцовой площади перед Зимним дворцом. А это вот памятник Николаю Первому. Его делал скульптор Клодт. Тот самый, что лепил дедушку Крылова в Летнем саду и диких коней на Аничковом мосту. Вот это Исаакиевский собор. Строился он, между прочим, сорок лет. А это дом поэта Мятлева. Здесь часто бывал Пушкин. Исаакиевский собор строил архитектор Монферран. И вот этот дом тоже монферрановский. С той стороны перед его подъездом стоят два каменных льва. Это те самые львы, о которых я вам говорил. На одном из них сидел пушкинский Евгений - из "Медного всадника".
Не знаю, каким образом выдержала тетя Паша этот фонтан моего красноречия. Ведь воды вокруг было и без того больше чем достаточно. Полуоткрыв рот, девушка слушала меня, часто мигала глазами, вскрикивала, ахала, причитала:
- Ой, Лешка, Лешка, парень!.. И где же это ты, в каких книжках, бесенок, все это вычитал?
Вы скажете: и в самом деле - откуда мог знать все эти подробности шестнадцатилетний поваренок из третьеразрядного рыночного трактира?
Да, ничего не скажу, я много читал в те годы. Я любил с малых лет родной город. Любил его той живой и естественной любовью, какой любит всякий здоровый человек место, где он родился. Но ведь можно очень любить город и не знать его истории. А я уже в 14 лет хоть и не очень твердо, а все-таки знал, кто и когда строил, скажем, Петропавловскую крепость или Никольский Морской собор; кто, когда и в честь какого события соорудил Александровскую колонну перед Зимним дворцом или памятник Славы на Измайловском...
Открою вам тайну: я считаю, что мне очень повезло. В те годы существовала в нашем городе организация, называющаяся общество "Старый Петербург - Новый Петроград". Членом этого общества мог стать каждый желающий, и, кажется, денег за членство не брали. Во всяком случае, с меня и с моих товарищей не брали, это я помню.
А было нас пятнадцать или шестнадцать человек, босоногих огольцов, бывших беспризорников. Воспитывались мы в детском доме, в школе имени Достоевского, в той самой "республике Шкид", о которой несколько лет спустя мы с Гришей Белых рассказали в своей первой книге... Народ мы были отчаянный, у редкого из нас за спиной не числилось тюрьмы и судимости, но в школе из нас к тому времени успели сколотить неплохой коллектив, мы много и с удовольствием учились, много читали, писали стихи, выпускали рукописные газеты, журналы и даже "бесплатные приложения" к этим газетам и журналам.