Не помню уже сейчас, как пришел в раздевалку, как стал медленно снимать с себя туфли — делать, мол, больше нечего. И вдруг слышу рядом, над головой, знакомый, слегка взволнованный, добрый голос Якова Григорьевича:
— Не горюй, Алексей. Мало ли что случается в жизни спортсмена. Нужно уметь одинаково спокойно переносить и победы и неудачи. Давай-ка, дружище, готовиться к следующему движению. Думай не только о себе, но и о команде. Эта искренняя дружеская поддержка оказалась так кстати. Несмотря на жестокую неудачу в рывке, я по совету Куценко и тренера продолжал соревнование, толкнул штангу весом в 165 килограммов и с общей суммой по двум движениям в 290 килограммов вышел на двадцатое место в чемпионате.
Невесело было на душе, когда я покидал Каунас, с которым связывались такие радужные надежды и в котором произошла со мной одна из тех «трагедий», без которых, если подумать, немыслима судьба спортсмена.
Глава 4. Раздумье
(Цена одной ошибки. Флаги над Берлином… Соперники есть всегда.)
— Не повезло, Алеша! — этими словами встретили меня в Москве товарищи.
Но я понимал, что дело не в невезении. Не мог я объяснить свой провал и тем, что тренер проявил нерешительность и перед самым выходом на помост предложил изменить тактику. Дело казалось мне гораздо сложней. Но в чем крылась ошибка? — на этот вопрос ни я, ни Роман Павлович ответить пока не могли. Продолжались тренировки. Обновился состав секции. В нее влилось много молодежи. Иногда тренер поручал мне проводить с ними занятия. Я охотно соглашался. Часто в перерывах мы беседовали в раздевалке. Я рассказывал своим новым товарищам о поездках в Венгрию и Финляндию, о том, как прошел путь от новичка до мастера спорта.
Не терял я связи и с теми, кто ушел из секции. Однажды почтальон принес письмо из далекого Норильска. Я с нетерпением вскрыл конверт — ведь — туда уехал мой друг, выпускник Московского государственного университета Александр Сумный. «Неужели это он черкнул? — забилось сердце. — Не забыл, значит».
И действительно, это писал Саша. Далекий город с суровым климатом встретил его приветливо. «Здесь чудесный, трудолюбивый народ. Много любителей спорта, особенно бокса и штанги. Очень жалею, что в свое время не изучал методику преподавания. Мне сейчас поручили руководить секцией штангистов, а теоретические знания очень слабы», — сообщал Сумный.
Прочитав письмо, я поехал к Роману Павловичу.
— Нужно помочь Саше!
— Правильно, нужно, — сказал он, прочитав письмо. — Но как?
— Давайте посылать ему методические разработки.
— Но ведь переписывать их очень кропотливое дело.
— Ничего, это я беру на себя.
— Что ж, давай…
С тех пор у нас с Сашей началась регулярная переписка. Мы с Романом Павловичем посылали ему методические планы, конспекты занятий, различную литературу. А в ответ получали рапорты: «Секция прибавилась на восемь человек; появилось два перворазрядника; проведены массовые соревнования силачей».
Уехал из Москвы и Сергей Николаевич Шелешнев, кандидат технических наук. Он перебрался в Новосибирск. Сергею Николаевичу уже сорок лет, но совсем недавно он еще участвовал в розыгрыше первенства города и занял третье место. «Дело, конечно, не в этом, — писал он мне после состязаний, — занятия спортом помогают оставаться бодрым и молодым».
В июне 1951 года, сдав экзамены в техникуме, я отправился в Выборг. Этот красивый древний город стал на время огромной спортивной базой, где сборные команды страны проводили тренировки, готовились к Олимпийским играм, до которых оставался один год. Напряженно шли тренировки. Закончив свои занятия, я наблюдал за работой более опытных штангистов. Мне хотелось лучше разобраться в том, что общего в технике рывка у лучших спортсменов, а что разделяет их. Привитая тренером привычка — думать, творчески осмысливать все — принесла мне тогда особенно большую пользу. Эти дни были днями глубоких раздумий. Я понимал, что спортсмен должен уметь в любое время объяснить свои действия, следить за соперниками, учиться у победителей и у побежденных… Здесь, в Выборге, я сопоставлял свои прежние выступления с настоящими, беседовал с ветеранами тяжелой атлетики. Постепенно мной все больше и больше овладевала одна мысль, одна догадка. И вот, наконец, однажды я пошел на почту и отправил Роману Павловичу (он оставался по служебным делам в Москве) телеграмму: «Немедленно вышлите кинограммы рывка, начиная самых первых. Жду нетерпением. Алексей».