— Ладно, пойдём.
Кажется, тут все дворы заборами деревянными огорожены. Внутри деревца, это хорошо. Но вот дом — под снос его пора. Дворник заводит внутрь, ведёт по коридору, который проходит вдоль дома посредине, как в общаге. В конце коридора дверь.
— Вот, заходи, только не срать. Договаривались на поссать.
Ну и ну! Туалет — это две дыры в деревянном настиле. А внизу говно, целые залежи. Запах — соответствующий. Так вот откуда несло канализацией. Наверно, такой туалет не только здесь. Но — ссать очень хочется, выбора нет.
Дворник ждал за дверью, ещё и заглянул проверить.
— А что, уважаемый, здесь перекусить где-нибудь можно?
— Ну, Лукьянишна обеды даёт. Но монета нужна. Опять царская? 10 рублей?
— Я же говорю, коллекционеры с руками оторвут. Сейчас таких не делают.
Дворник спрятал монету в карман необъятного размера, и повёл по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Там такой же коридор во весь этаж, по бокам двери. Дворник стукнул в дверь и вошёл.
— Лукьянишна, покорми человека, я потом с тобой сочтусь.
Женщина одета по старушечьи, но лет ей, наверно, около сорока. И даже неплохо выглядит в своём роде. Дала полотенце, указала на умывальник. Вместо канализации — ведро внизу. На столе скатерть из чего-то толстого, стул из гнутого дерева. Вот и суп дают, и ложку, и хлеб. Так, попробуем. И что это? На вид молоко с гренками.
— Это как называется?
— Что, не ел сухарник?
Дворник улыбается, вроде, доволен. Наверно, я в его глазах этакий барчук, и вот мне приходится пролетарский сухарник есть, и так мне и надо. Ну, я ведь могу и ответный удар нанести:
— Уважаемый, а звать тебя как?
— Ну, Еремеем.
— Еремей, а тебе не кажется, что я человек странный и подозрительный? Надо бы сообщить обо мне, куда следует. В ЧК отвести.
Ого, как вздрогнула Лукьянишна. Можно сказать, содрогнулась. Да и дворник помрачнел.
— Сейчас не старые времена. Мы свои права знаем.
Кажется, он хотел что-то добавить, как бы с досады, но вместо этого просто вышел. Только что не плюнул, а, кажется, хотел. Ладно, займёмся супом. Да, это явно не молоко. Похоже на варёную муку с гренками из чёрного хлеба. Но, как ни странно, съедобно. В Андорре я ел часто супы пюре, немного похоже. Ладно, если немного отвлечься, вспомнить Андорру, любимый сноуборд, можно и доесть. А есть надо, денег-то нет, когда теперь поем?
— А что это, Лукьянишна, он про старые времена говорил?
— Так ведь он, Еремей-то, и при царе дворником был.
Заметив моё недоумение, Лукьянишна пояснила:
— Тогда дворники обязаны были докладывать околотошному, а теперь свобода.
Ну и ну. Местные свободу здесь находят. Я вижу разве что свободу вести свинский образ жизни. А суп-то, между тем, съелся. Попить здесь дают? Что там, чай, компот? Лукьянишна, как бы прочитав мысли, кивает и уносит тарелку. А через полминуты возвращается с кружкой чего-то горячего. Так, попробуем.??? Что-то, не сильно отличающееся от предыдущего блюда. Немного на кисель похоже.
— Что это?
— Сбитень.
Да, пожалуй, кисель-то получше. Даже из концентрата. Тем не менее, выпиваю это нечто, и благодарю хозяйку. Ну, наверно, пора и честь знать. На прощание хозяйка как-то размашисто меня крестит. Что бы это значило? Кем она меня считает?
Выхожу. Дворник стоит в стороне и мрачно смотрит на меня исподлобья. Ну и ладно, без него найду чекистов. На Лубянку пойду, если раньше не встречу. Блин, мои сандалии явно не для местной грязи. Вот пропитаются носки навозом, как я буду пахнуть? Но продвигаюсь упорно к центру.
А вот впереди какой-то большой базар. С трудом до меня доходит, что это площадь 1905 года. Вспоминается термин «толкучка». Да уж, блошиный рынок в Тбилиси — образец цивилизации по сравнению с этим. И ко мне здесь какое-то странное внимание проявляют. Кажется, надо снять часы и запрятать понезаметнее. Ну вот, теперь лучше. Ещё бы кепку надеть. И пиджачок старый, штаны и сапоги кирзовые. А вот изобилия я не вижу. Торгуют хламом каким-то. А многие просто толкутся, ходят неторопливо. Жратву почти не продают. В начале встретились пирожки с сомнительным запахом, а потом мне пытались продать кур.
— Но они же в перьях, — возразил я. Абориген задумался аж на несколько секунд, и изрёк: «Курица — это птица».
— А есть как?
— Отдай бабе, она ощиплет и опалит.
Кажется, я озадачиваю местных не только одеждой, но и словами… Пробился через толпу — а по Пресне трамвай ходит. Не проехать ли зайцем? Но трамваи набиты так, что люди с подножек свисают, а если учесть степень чистоты аборигенов, лезть в такую толпу не хочется… Ладно, пойду пешком, потом по Никитской к центру, и если не встречу ЧК раньше, то на Лубянку.