Затем Инга ненадолго забылась, но и во сне была счастлива. Несколько минут сна освежили голову. Нужно приготовить любимому завтрак. Что он любит, что?
На часах было половина пятого утра. Супермаркет на Пролетарском проспекте работает круглосуточно. Инга выскользнула из постели, приняла душ и ринулась в бой.
Такси, несколько минут шопинга. Кусочек говяжьей вырезки, баночка сметаны, пакет шампиньонов, полкило помидор. Что ещё? Ах. Да – зелень, ломтик слабосолёной сёмги, кофе в зёрнах, набор пирожных, сливки, хлеб. Вино. Вино обязательно.
Мой, мой, только мой, – восхищалась Инга. Самый счастливый день в моей жизни. Как хорошо, что я отказала Виталию Михайловичу. Нужно будет перед ним извиниться, сказать ему что-нибудь приятное. Если бы не он, встреча с Ринатам могла никогда не состояться.
Страшно подумать, страшно подумать. Ринатик, солнышко…
Инга ехала домой и представляла, как ловко подаст любимому завтрак в постель… как он, изголодавшись по нежности, одарит нерастраченной страстью.
По телу забегали мурашк, что-то сладкое забурлило, заклокотало, наполняя радостью.
Инга чувствовала как ловко и нежно входит Ринат в грот блаженства, как изливается горячим потоком, как…
Дверь в квартиру была приоткрыта. Женщина не обратила на это внимания.
Она посмотрелась в зеркало, уверенными движениями поправила причёску, пришпилила непослушную прядь заколкой в форме сиреневой ветки, смело скинула с себя трусики и принялась колдовать на кухне.
Тишина в доме дарила массу преимуществ. Можно было размеренно и функционально мечтать, успевая учитывать каждую значительную мелочь. На будущем нельзя экономить.
Когда завтрак был готов, Инга сбросила с себя остатки покровов, придирчиво оглядела помолодевшее за ночь тело в зеркало, взяла поднос и выдвинулась навстречу счастью.
Постель…
Постель была пустынна, отчего у Инги засосало под ложечкой. Поднос накренился, содержимое с грохотом соскользнуло на пол.
– Ринат, любимый, – невнятно пискнула Инга, – ты где?
Собственно она уже всё поняла и всё знала.
Телевизор, музыкальный центр, ваза с золотыми украшениями, столовое серебро, томик Пушкина со всеми сбережениями – такова цена любви.
Инга стояла бесконечно долго посреди странного беспорядка, махала руками, как дирижёр, не в силах осознать в полной мере нелепость ситуации.
Её опять трясло, опять от страстного желания, на это раз раздавить негодяя как слизняка.
Впрочем, – подумала Инга, – за всё в жизни приходится платить. И потом… да-да, почему бы нет, отличная идея чёрт возьми… Жить-то теперь совсем не на что.
Инга залезла в сумочку, нашла номер телефона Хаима Моисеевича и позвонила.
– Это Инга Акимовна. Ваше предложение ещё в силе? Да, на весь курс. Хорошо, приезжайте. Вино у меня есть. Жду.
Про ленивого соловья и деликатные женские проблемы
За окном было ветрено и серо, холодно и зябко, даже морозно, если считать настоящей зимой минус семь градусов и две пригоршни снежинок, валяющихся на окоченевшей траве.
То же самое было у Риты на душе, лишь слой снега на просторах безжизненного внутреннего мира был немного толще, а от пустоты и меланхолии невозможно было укрыться за стенами, согретыми батареями центрального отопления.
Женщина была абсолютно свободна ближайшие дни, если так можно назвать безграничное количество праздного времени, которому она не могла найти применение.
Рита что-то неразборчиво чувствовала, по большей части ощущения уводили её вглубь воспоминаний, которых было много, но неоформленных, блёклых.
События проносились перед внутренним взором как снежинки – кружась и танцуя, сбивались в бесформенные комочки, не успевая обозначить приоритеты.
Рита не могла понять, хорошо ей тогда было или плохо, грустно или весело. Но что-то же было! Не могла же она прожить тридцать пять лет, ничего не чувствуя.
Как-то само собой получилось, что она научилась управлять своими эмоциями: подчинять и дозировать настроение, распоряжаться потоками мыслей, взаимодействовать и договариваться с подсознанием.
Наверно этот процесс зашёл слишком далеко, коли сумела сама себя загнать в капкан безысходного одиночества, настороженный совсем для другого случая.
Рита всегда умела гасить приступы болезненной сентиментальности, затяжной апатии и прочих прелестей хронического уныния способом методичной реализации тысяч бытовых дел, которые никогда невозможно закончить.