– Если бы. Аппаратная мастурбация может стать намного большей проблемой, чем полное отсутствие половой жизни. Запросто можно превратиться в наркоманку и неврастеничку. Заведи лучше любовника. Или двух. Два в самый раз. Пока один отмокает, выносишь мозг другому. Система… при которой инструмент любовника успевает восстановиться.
– А если они захотят жениться, начнут качать права, вещать о большой и вечной любви?
– Если захотят, если расплачутся, а тебе это не понадобится – купишь мастурбатор, одному дашь отставку, начнёшь искать другого. Или выйдешь замуж, наконец. Нельзя же прятать голову в песок как страус. Проблемы не вырастают на пустом месте. Ладно, рассказывай для начала, как всё было, что заставило тебя выйти из тени.
– Что – всё, у кого было?
– Вопрос простой, как три копейки – ты кончила?
– … да, кажется да, но почему ты спрашиваешь об этом? И вообще, как тебе пришло в голову, что я…
– Вдохновителем эксперимента был Костя? Ты о нём думала?
– Откуда ты знаешь?
– Ты моя подруга. Я про тебя всё-всё знаю.
– Я что – открытая книга? Забавно, однако… почему я не в курсе твоих исключительных способностей?
– Потому, что ты полностью запущенный вариант, ты успела забыть все положительные ощущения. Это ничего, начнём с азов. Обещаю – тебе понравится. Давай для начала встретимся. У меня есть друг, который давно на тебя облизывается и пузыри пускает. Между прочим, доцент и твой ровесник.
– Ты с ним спала?
– У него и спросишь. Приезжай. Слава богу, ещё не поздно начать жить. Я тебя обожаю, Ритка! Мы с тобой таких дел теперь наворотим…
– Но зачем! Мне и так живётся неплохо.
– Затем, подруга, что жизнь в тридцать пять только начинается. Хорошо хоть теперь проснулась.
Странная жизнь
В городском парке в последнее время появилось нечто вроде вернисажа. В тенистых аллеях собирались художники, скульпторы – умельцы декоративно-прикладных форм творчества и прочие мастера, которые таким образом пытались показать свои произведения и прокормиться.
Я приходил сюда довольно часто. Меня манило яркое художественное разноцветье, разнообразие геометрических форм, обстановка творческого вдохновения незнакомых людей.
Всякого рода выставки давно ушли в прошлое, превратились в развлечение для богатых, а здесь можно было совершенно бесплатно побывать в святая святых творческого вдохновения мастеров.
Юльку, подругу детства, я узнал сразу, хотя это было совсем непросто.
Я ведь помнил её как танцующую девочку: лёгкую, невесомую, пластичную, яркую и солнечную.
Мы жили в одном подъезде, вместе ходили в школу, играли в дочки-матери, тысячи раз наблюдали грозу из окон подъезда между четвёртым и пятым этажами.
Однажды даже были свидетелями шаровой молнии, которая летала вокруг подъезда ртутным шариком, потом заглянула почти в самое окно, зашипела и исчезла.
Юлька любила танцевать.
Просто так.
Мама шила ей прозрачные танцевальные платьица из остатков штор, которые готовила на продажу: струящиеся, журчащие, напоминающие струи дождя или обволакивающие серебристые туманы.
Все прочили девочке большое будущее, но сама она не загадывала – просто танцевала, очень часто прямо на улице.
Я только и слышал тогда, от родителей, друзей, знакомых – не упусти, вы созданы друг для друга.
Юлька всегда и всё решала сама, она была натурой необычайно творческой. Вдохновляющие идеи и их реализации толпились в её внутреннем мире, не давая ни минуты покоя.
Не могу сказать, что любил Юльку, тогда я не умел распознавать и понимать свои незрелые чувства. Мы просто жили вместе, превратившись со временем в единое целое.
Я относился к Юльке как к сестре. Мы были пятнадцатилетними подростками, хотя и весьма любопытными.
Тело и пластика подруги день ото дня становились всё привлекательнее, а танцы – более откровенными.
В то время мы часто закрывались у неё или у меня дома: учились целоваться, танцевали, обнявшись, беседовали о будущем. Точнее, Юлька рассказывала о своих девичьих иллюзиях.
Она мечтала о волшебной любви, о путешествиях на корабле, о необитаемых островах и многом другом, до чего мне тогда в принципе не было дела. Вот поцеловаться я точно был не прочь. И подурачиться тоже.
Сейчас передо мной стояла Юлька с землистым лицом в застиранном мятом платье с папиросой в углу рта и улыбалась щербатой улыбкой.