Генка молчал.
Молодки ночующие в его хоромах язык проглатывали. Сколько их там перебывало, причём, не таясь нисколечко. А ведь все позже замуж выходили. Генка на их свадьбу обычно несколько ведер первача варил, гулял на той вечеринке, поздравительные тосты да здравицы кричал.
Без подарка ни к одной невестушке не явился, ни разу на скандал или драку не нарвался, и смотрели на него молодицы, не краснея, а женишки никогда отношений не выясняли.
Короче, волшебство. Парень сколько лет всей деревне фокусы показывал, фортели выкидывал, а ему почёт да уважение. Чудеса.
Геннадий Вениаминович, милости просим к нашему столу. Не откажите в чести выпить с вами за новобрачных.
И пил механик со всеми по кругу, а потом уводил с вечеринки в дом очередную подружку.
И так каждый раз.
В нынешнем году, как и прежде, прислали в колхоз на помощь по весне студентов из сельскохозяйственного техникума, целую бригаду. Их всегда к началу сенокоса шлют.
Толку от тех помощников немного, зато есть с кем потанцевать, с кем по бережку в обнимку пройтись, песни попеть. Да и новости узнать, что где по зиме произошло.
Девчонок прислали на этот раз так себе. Мало того, что первокурсницы-малолетки, так ещё и ни одной видной, с какой пройтись в удовольствие. Затюканные какие-то девицы, шугаются каждого шороха. Одним словом, маменькины дочки.
На танцы, однако, в первый же день пришли все. Встали рядком у стеночки, не шелохнутся, только музыку слушают.
Поглядел Генка на такую организацию досуга и заскучал. Пора, думает, закругляться. Для порядка объявил белый танец под Тухманова и окончание бала.
Тут девчонки все и ожили: приглашают друг дружку, кружатся, повизгивают.
Когда музыка стихла, начали шушукаться. Одна из девиц, худая и бледная, вся в конопушках, но с косой чуть не до колен, видимо вызвалась на переговоры. Подошла к Генке и попросила ещё чуточку-чуточку, просто капелюшечку музыки.
Девочки, мол, только в себя пришли, осваиваться начали. Он нехотя согласился, но с условием, – со мной танцевать пойдешь?
– Только, чур, на ноги не наступать и не прижиматься.
—Что же за танец с девушкой, если до неё дотронуться нельзя?
– Почему нельзя? Можно, за талию.
– Вот оно что. За руку если возьму – мама заругает… Ладно, пусть будет талия.
– Валя. Зовут меня Валя. А фамилия моя Родина. Только я ещё ни разу с мужчиной не танцевала. Будете учить.
– Это я враз. Геннадий Вениаминович, механик электростанции. Еще киномеханик, завклуб и массовик-затейник. Теперь, похоже, ещё и учитель танцев.
Генка обхватил аккуратненько девушку за талию и ощутил нечто, о чём прежде даже не догадывался.
Новое чувство напоминало слабый удар тока, который он получал, меняя на дизеле фазы, но тот агрегат отсюда далеко. Его звук отчетливо слышен, несмотря на громкую музыку. Из динамиков звучит сентиментальная мелодия с песенкой о счастливой любви, причём автор лелеял мечту, что поймал жар-птицу если не навсегда, то надолго.
Генка размышлял, как подцепить девчонку, забыв о своём обещании не наступать на ноги.
Очнулся, когда Валентина вскрикнула и отдернула ножку в крохотной туфельке. Когда только успела надеть, все остальные девочки двигались в ботинках и сапогах.
Он извинился, попытался придумать, чем можно помочь, чтобы девушка быстрее забыла о конфузе, но мысли потекли в ином направлении – Генка мечтал о знакомстве накоротке. Нет, не в смысле участия в сексуальном мероприятии в его холостяцкой постели, он жаждал общения. Пусть даже самого невинного.
Ему первый раз в жизни захотелось рассказать женщине, впрочем, какая она женщина – девчонка лет пятнадцати, не больше, про свою жизнь, про мечты и думы. Ничего подобного прежде с ним не случалось: обнял, поцеловал и в люльку. Без сантиментов.
О Валентине в подобном ракурсе не думалось.
Надо же, за талию.
Валентина смотрела в упор на Генку, в её глазах блестели самые настоящие слезинки. Крохотные. Она, похоже, только собиралась заплакать, ещё думала, стоит или нет, это делать.
Механик моментально сбегал за стулом, усадил девушку, принялся снимать с ноги туфельку.
Валентина приняла заботу молча. Видно наступил он не слабо.
Ощупав ступню, Генка понял – ничего серьёзного не произошло, однако ножку не отпускал, испытывая непонятное состояние нежности, словно чувствуя внутреннюю сопричастность к этой детали девчоночьего тела. Еще он понял, что боится эту пигалицу.