Жизнь можно сказать удалась.
Несмотря на критический для мужчины возраст, запущенный Алечкой процесс эротического синтеза поддерживал психическое и физическое здоровье благодетеля на должном уровне.
Ей хватало всего, в том числе и секса, занятия нового, незнакомого, но тягуче сладостного, добавляющего в коктейль удовольствий недостающие прежде пикантные ингредиенты, повышающие и без того напряжённый чувственный градус, превращающий серую жизнь в восхитительный праздник.
Сергей Макарович не был богат, но для Алечки, вернувшей ему ощущение вечной молодости, не жалел ничего.
Он был добр и великодушен к новой пассии, но превращать восхитительное приключение в нечто незыблемое не хотел по множеству причин, в числе которых были дети, внучка и выстроенные в строго регламентированном порядке семейные отношения, разрыв которых грозил непредвиденными препятствиями трудностями.
Алечка не сопротивлялась. Её вполне устраивал статус фаворитки и необременительные обязанности любовницы. Сюрпризы и призы, сверх скреплённых негласным любовным договором, не входили в её планы, они появились внезапно, с вторжением в работающую безукоризненно схему третьего, стороннего, не предусмотренного заранее элемента.
Алевтина Андреевна влюбилась, хотя поначалу страстно сопротивлялась, гнала от себя непрошеные эмоции, разрушающие привычный комфортный мир.
Нарушитель спокойствия спровоцировал у Алечки шквал негодования, вызывающе дерзко раздев её взглядом в лифте, нарисовал жестом гитарообразный эскиз вульгарного характера, бесцеремонно присвистнул и заявил, – а я бы вдул, – отчего женщине захотелось треснуть по самодовольной морде.
Она хотела адекватно ответить наглецу, но не могла вымолвить ни слова. Странный гипнотический взгляд наглеца проникал под черепную коробку, отчего Асенька оцепенела.
Мужчина был неприлично красив.
Странно, но непристойное восклицание негодяя, его циничный взгляд, самоуверенность, ощущение, что её раздевают и вот-вот отымеют, заставило сердце и дыхание замереть, а потом биться, как только что пойманная птаха в тесной клетке.
Алевтине Андреевне сделалось дурно, на что ковбой отреагировал довольно странно: бесцеремонно остановил лифт, затем послал кабинку на последний этаж и целовал, целовал, успевая исследовать сладкие местечки вверху и внизу одновременно, отчего Асечка за несколько минут путешествия туда и обратно вдоль ствола шахты успела кончить несколько раз.
Это было немыслимо, но сладко.
Обычно инициатором авантюр была она, а этот… Алечка не могла найти достойного эпитета, чтобы выразить противоречивые ощущения, этот самоуверенный хам, этот мужлан с замашками террориста, этот насильник, нарушивший все этические нормы, этот…
Возмущалась она долго и бурно, если быть точным, восемь с чем-то месяцев, отдаваясь мужлану и хаму везде, где у него возникала животная страсть и неконтролируемая эрекция.
Артурчик имел её в лифте, в такси, в общественном туалете, за мусорными баками на смотровой площадке монастырского комплекса, в туристическом автобусе, в грязных номерах дешёвых отелей, за кустами в городском парке, на нудистском пляже.
Алечка была не в силах отказать этому животному, подчинялась безоговорочно любым его сумасшедшим прихотям, даже самым грязным.
Непонятная, нечеловеческая страсть заставила Алевтину Андреевну разорвать уютные и выгодные отношения с Сергеем Макаровичем, причём некрасиво, прилюдно, о чём впоследствии доложили его супруге.
Естественным образом любовник оборвал все связи, лишил её преимуществ, фундамент которого покоился на романтических отношениях.
Спустя несколько недель обиженный любовник нашёл повод и уволил Алевтину Андреевну по статье, испортив тем самым не только трудовую книжку, но и положительное профессиональное резюме, без которого диплом об окончании университета оказался обыкновенной бумажкой.
Утратив возможность содержать Виктора, Алечка узнала, что выглядит чуть лучше крокодила, что совсем не умеет трахаться, что у неё скверный характер и вообще, что она дурра.
– Всё, Алька, не нужна ты мне больше, не нуж-на! Из жалости я тебя имел, из жалости и сострадания. Ты так профессионально тогда отдалась, я был в шоке всё это время, но терпел, поскольку не утратил чувство порядочности. Мы квиты. Ты получила, чего хотела, я тоже, но жить без средств, извини, не умею. Всё, подруга, разбежались и забыли. Не было ничего, не бы-ло. Показалось нам всё, привиделось. Адью!