На удачу мальчишка не рассчитывал, но решился.
Верка его визиту не удивилась, не смутилась даже, напротив, обрадовалась, даже стол накрыла и самогона налила. Хоть и малец, а всё мужик, к тому же здоровый и сильный.
Чему и как она его обучала, молва людская умалчивает. Разговоров и сплетен было полно, но на деле оказалось – никто ничего сам не видел.
К шестнадцати годам Кольку уже прозвали Кулешманом. Откуда появилось это прозвище – неизвестно, только приросло основательно.
Бабы, кто моложе, уже тогда его остерегались. Глазищами Кулешман стрелял, словно раздевал донага. Вперит взгляд, нагло оглядит снизу доверху, даже со стороны видно, как он по срамным местам мысленно путешествует.
Замужние бабы и те краской наливались, старались отойти от Колькиного догляда и его непристойных развлечений подальше, не говоря уже про молодиц и девок, которых супостат запросто взглядом доводил до истерик.
К тому ещё слухи недобрые. Многие видели, как парень запросто вечерами к вдовицам и засидевшимся в девках холостым бабам захаживал. По какой надобности – не важно. Ясно же – не воду в ступе толочь да не порты чинить, кой чего срамное на ум приходило.
Однажды охальник обратил червивый взор на дочь кузнеца, чернобровую красавицу Танюшку Ерёмину.
Девушке семнадцать лет было, уже оформляться начала: сладкими женственными изгибами манила, в знатных смоляных косах с алыми губами, с серыми с поволокой глазищами в половину лица как в жемчугах с кораллами щеголяла.
Смотрит Танюшка смущённо на парней, неловко краснеет, трепетный взгляд долу опускает. Как не оглянуться на такую красу, как не полюбить?
Кулешман, встречаясь с ней взглядом, сам не свой становился: парней, кто внимание на неё обращал, просто так задирал, злобничал, настроение людям портил.
Хороша Танюшка: спелая, сладкая. Расцвела как яблонька по весне, соком ядрёным налилась, а в Колькину сторону даже бровью не ведёт. Не такой милёнок девушке нужен. Он и ростом на голову ниже, и рыжий совсем, и глядит как сыч.
Батька Танечкин, Ефим Пантелеевич, другого молодца на примете имел для своей красавицы-дочки. С родителями отрока не однажды переговоры вёл. Ещё ничего конкретно решено не было, но сватовство определённо дозревало: о том вся деревня знала. И Колька тоже.
На Святки после Рождества девушки обычно на суженого гадают. Собралась и Танюшка с подругами в заброшенном хлеву ночью судьбу свою испытать. Интересно же, кто вообразится-привидится.
Кулешман Часть 2
Поставили лавку, колоду вместо стола, в полной темноте раскрыли ворота, чтобы свет от Луны обряд освещал.
Гадали на зеркальце, наклоняя его таким образом, чтобы в нём месяц отражался. Танюшке, ужас-то какой, Колька Кулешман привиделся.
Девушка в суеверной панике закричала и убежала прочь.
– Свят-свят, только не он! Пусть будет тятькин жених. Тот симпатичный и сердцу мил, Кулешман страшный, угрюмый, злой. На селе им малых деток стращают, если засыпать не хотят.
Так Танюшка отцу и сказала, когда в слезах ворвалась в дом. Ефим дочурку успокоил, дал слово, что намедни сватов пошлёт, а к весне свадьбу справит.
Слухи в деревне как мухи летают – происшествия, дающие повод посудачить, от активных сплетников и неравнодушной общественности не спрячешь.
О намечающемся сватовстве, уничтожающем на корню мечту, Колька узнал в тот же день. Он был в бешенстве, даже слезу проронил, но устыдился такой слабости, отчего пришлось прятаться в холодном погребе, пока не удалось вернуть на лицо привычную для местного населения ухмылку, похожую на оскал.
Целый день Кулешман метался по коровнику, словно осой ужаленный, глазами злобно косил, мысли недобрые вынашивал, поясняя себе, что речь идёт исключительно о любви.
– Нефиг маяться, воду мутить, браниться да судьбу окаянную клясть. Делать что-то надобно. Решительно и быстро. Не желает по добру – будет по-моему. Украду к едреней фене, увезу на край света. Стерпится – слюбится. С каких это пор бабы сами решают, кого любить, к кому ластиться. Мужик я или где!
Дождался Колька момента, когда беззащитная селянка отправилась в одиночестве гулять за околицу, обдумывая неожиданный, даже непонятно какой – радостный или нет, поворот в судьбе.
Замуж-то она хотела, даже очень, но любви пока не познала, не прикипела ни к кому душой, а без неё всё не так. Девушка была воспитана на романтических сказках, ей хотелось видеть себя в роли Ассоль, Наташи Ростовой, на крайний случай Гуттиэре, которую полюбил Ихтиандр – человек-амфибия.