Обижать мужа, выставлять напоказ его мужскую несостоятельность, наказывать равнодушием и эгоизмом Юлька не хотела.
Так вышло.
Психанула на себя, а оторвалась на Вадике.
Глупо и подло.
Нужно попытаться объясниться.
Не оправдаться, нет: попросить прощения, сдаться на волю сильного, уповать на его великодушие.
Юлька встала с кровати, постучала в дверь ванной.
– Вадим, можно с тобой поговорить?
Муж молчал.
– Я тебе изменила.
– Знаю, почувствовал.
– Скрывать, защищаться методом нападения, упрекать, сваливать вину за свой гадкий поступок на тебя не хочу. Мы расстанемся?
– Не знаю. Всё зависит от того, любишь ты меня или нет.
– Если скажу, люблю – поверишь?
– Почему же изменила? Я так плох?
– Не хочу говорить через дверь. Жду на кухне. Вопрос слишком серьёзный, чтобы обсуждать его походя.
Юлька приготовила кофе, бутерброды, закурила, хотя прежде терпеть не могла запах табака.
Вадик пришёл одетый в костюм, даже галстук завязал.
Жена сидела перед ним в одних трусиках: худая, миниатюрная, хрупкая, словно провоцировала, намеренно демонстрируя свою беззащитность, покорность и беспомощность.
– Если хочешь – можешь ударить. Ты вправе меня наказать. Стерплю, заслужила.
– Оставь хитроумные приёмчики для любовников. Представь себе котлету, по которой ползёт таракан или на которую плюнули. Станешь ты есть её? Нет. А мне предлагаешь.
– Поверь – мне противно и стыдно. Если не сможешь простить, я уйду. Да, рассказывать о грехопадении ничего не буду, не проси. Или простишь, и попробуем начать сначала, или…
– Я тоже тебе изменю, вот увидишь. С Викой пересплю.
– Глупый. Это будет котлета, по которой ползают полчища тараканов. Лучше переспи со мной. Обещаю, клянусь…
– А я не верю, так-то. Уже попытался с тобой переспать… ничего хорошего из этой затеи не вышло. Наверно с любовником больше понравилось.
– Тебе лучше этого не знать. Не желаю сравнивать. Вадик… ты можешь сегодня не идти на работу?
– Сложно сказать. Наверно могу, но зачем – чтобы устроить вечер встречи выпускницы сексуальной академии со студентом первого курса? Будешь обучать премудростям усвоенных в путешествии налево сексуальных практик?
– Останься со мной. Ты мне нужен.
– Подумаю. Если да, то что?
– Просто обними. Обними и поцелуй. Пожалуйста.
– Вот ещё. От тебя пахнет изменой. В тебя впитался запах порока и похоти.
– Значит, не простишь. Я надеялась на милосердие и великодушие.
– Надо же, какой пафос. Как у тебя всё просто: изменила – разменила. Не знаю, как правильно назвать покаяние в грехах, но я не всевышний, чтобы отпускать их.
Юлька пристально смотрела на мужа. На глаза наворачивались слёзы.
– Ты меня разлюбил… сейчас семь пятнадцать утра. Мы любили друг друга: недавно, вчера. Вадик, хочешь, встану на колени? Или уйду, если не только обнять, смотреть на меня невыносимо.
Вадик задыхался от обиды, страдал от беспомощности, но не мог представить жизнь без этой гадюки, без омерзительной, но любимой и желанной женщины, которая переступила незримую черту, позволив пользоваться священным в супружеском целомудрии телом отвратительному похотливому слизню.
На работу он не пошёл, сказавшись больным, но компромисса не принял.
Слишком тяжела была ноша, слишком велика обида.
Супруги легли в кровать, отвернувшись, уткнувшись носами в подушки, отодвинулись на возможно большее расстояние друг от друга и молчали, молчали…
Каждый о своём.
Часа три, если не больше длился беззвучный диалог.
Кто-то вздыхал, кто-то вздрагивал.
Плохо было и тому, и другому.
Лежали неподвижно, пока Вадим не почувствовал непреодолимое желание всего сразу: потребность простить, желание немедленно дотронуться до жены, почувствовать тепло и близость её упругого тела, ощутить знакомый вкус поцелуя, сбросить напряжение эротического томления, подступившего к самому горлу, разрывающему на части.
Непросто было сделать первый шаг. Ой как непросто.
Оргазм был незабываемый, феерический, неправдоподобно красочный и продолжительный, как сама жизнь.
Страстное примирение продолжалось до самого вечера.