А для драматургии существенно, что индивидуальные особенности говорящего, если он изъясняется на русском языке, могут быть выражены гораздо полнее, нежели на других языках.
В традициях русской литературы - максимально точно воспроизводить в прямой речи персонажа его индивидуальные и социальные черты. От Фонвизина и Гоголя до Шолохова и Фадеева, Алексея Толстого и Зощенко живет в нашей литературе эта особенность.
Кто хоть сколько-нибудь внимательно прислушивался к языку крестьян или рабочих, тот несомненно знает, что в среде трудового народа встречаются люди, которые
7
очень своеобразно выражают свои мысли и чувства, постоянно сами творят новые слова и обороты. Разумеется, многие из этих неологизмов или иных словосочетаний, оборотов противоречат законам грамматики и литературного языка. Но такая свобода от правил в соединении с богато развитыми формами русской речи дарит нам иной раз удивительно интересные идиомы, речения, пословицы, поговорки, прибаутки.
Наиболее уместно использование этой особенности живой русской речи в тех произведениях, которые имеют форму сказа, то есть прямой речи рассказчика-очевидца (но не автора) или персонажа, участвовавшего в событиях, описанных в данном произведении.
Уже у Фонвизина язык действующих лиц на редкость разнообразен и близок к жизни. Диалог «Горя от ума» Грибоедова до сих пор поражает проникновением автора в характеры многочисленных героев. Помимо того, что все они говорят на неповторимом московском диалекте, индивидуальные особенности Фамусова или Скалозуба, Чацкого или Молчалива и других персонажей комедии выражены в их лексике удивительно ярко и точно.
После Гоголя интерес к живой речи в нашей беллетристике рос непрерывно. Сухово-Кобылин и Салтыков- Щедрин, Тургенев и Гончаров, Лесков и Успенский, Слепцов, Писемский, Чехов и Горький подняли на небывалую высоту искусство диалога в своих сочинениях. Крестьянская речь у Л. Толстого или Тургенева, сказы Гоголя и в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», и в таких «вставных» новеллах, как «Повесть о капитане Копейкине» из «Мертвых душ», и в других его произведениях, могут составить предмет особого исследования.
Особенно силен был в этой манере Н. С. Лесков. Его неповторимые «Сказ о Левше», «Воительница», «Запечатленный лик», «Несмертельный Голован» и другие вошли в сокровищницу русской литературы.
Интересно, что Ф. М. Достоевский, вообще ценивший творчество Лескова, отметил, однако, в своем «Дневнике писателя», что, по его мнению, Лесков злоупотребляет сгустками своеобразных выражений, которые, конечно, встречаются в речи простолюдинов, но не столь часто'.
1 Ф, М. Достоевский, Дневник писателя за 1873 г., книга X «Ряженый», изд. Маркса. Лесков тут не назван по имени, но советским литературоведением точно установлено, что речь идет о нем. Достоевский назвал «эссенциями» эти сгустки прямой речи.
8
Говоря о мастерах воспроизводить прямую речь, нельзя обойти удивительного автора и рассказчика Ивана Федоровича Горбунова. Артист императорского Александрийского театра, друг Некрасова и Писемского, Горбунов сам писал и сам исполнял свои рассказы настолько талантливо, что ему предоставляли возможность выступать на сценах Александрийского и Малого театров. По окончании пьесы, которая шла в тот вечер, на авансцену перед занавесом выходил Горбунов и читал свои короткие рассказы, написанные как в виде монологов, так и в виде сцен с несколькими действующими лицами. Традиции Горбунова сохранились до сих пор. Некоторые из его рассказов еще читаются у нас. Известны, например, рассказы Горбунова в исполнении народного артиста СССР И. М. Москвина, записанные на грампластинки.
Воспроизведение даже фонетической стороны обыденной речи в русской литературе доведено до степени виртуозной.
Лесков, Слепцов, Успенский, Чехов, Горбунов и другие очень точно передавали смещения звуков и искажения слов в живом диалоге.
Писатели- юмористы, менее значительные, как Н. Лейкин, А. Мясницкий и многие сотрудники юмористических журналов XIX и XX веков, не только в прозе, но даже в стихах умели передать прямую речь. Пользовался этим и Н. А. Некрасов.
И после Октябрьской революции внимание и интерес к прямой речи, продолжают существовать в русской литературе. Известно, например, как точно и выпукло передает М. Шолохов речь донских казаков. А. Фадеев, В. Катаев, К- Федин и другие советские писатели - тоже большие знатоки живой русской речи.
В «Конармии» И. Бабеля и в его «Одесских рассказах» можно прочитать удивительно метко наблюденные идиомы, характерные для персонажа, который их произносит. К сказу прибегал В. Шишков; им умел пользоваться А. Н. Толстой.
М. Зощенко почти все написанное им облек в форму сказа. На наш взгляд, сказы Зощенко не имеют себе равных в советской литературе. Поразительное чувство языка, тонкий слух и наблюдательность этого сатирика сочетаются с огромным юмором. Зощенко дает почувствовать, из каких источников проникло в народную речь
9
то или иное выражение. И бытующие в современной живой речи варваризмы; и изречения, свойственные бюрократическому языку; и просторечие городской окраины - все смешивается в своеобразном говоре зощенковских героев. Диалог-чаще монолог-зощенковского персонажа пересыпан многими словесными находками.
Однако было бы неверным представлять себе, что воспроизведение прямой речи в литературном произведении любого жанра может быть точной копией того, что бывает в жизни. К сожалению, малоодаренные и недостаточно глубоко проникающие в суть жизни авторы иной раз тащат в свои произведения все, что слышат в действительности. Не говоря уже об идейной ущербности такого метода, отсутствие отбора в воспроизведении прямой речи приводит к тому, что все ценное, что есть в данном куске, тонет в словесном мусоре. И вульгарные мысли и речения, и пустословие, и вялость изложения, и бесконечные повторения встречаются в обыденных беседах. Зачем же это все нести в искусство и литературу во имя плохо понятого «реализма», который на деле обращается в таких условиях в нетерпимый, пошлый и скучный на- турализм?
Поэтому в споре Достоевского с Лесковым мы станем на сторону Лескова: да, сгущение своеобразия прямой речи не только дозволительно, но и просто необходимо.
А ведь и прямая речь должна служить все той же цели: выражению идеи всего произведения и идейной сущности того персонажа, кому эта речь принадлежит.
Сказанное нами выше в защиту своеобразия прямой речи, однако, не означает, что любые искажения языка уместны или даже полезны на эстраде или в иных видах искусства или литературы. Нет, беречь чистоту языка надо. И надо следить, чтобы словечки из вульгарного просторечия не попадали бы на сцену, откуда они возвращаются в народ как бы уже апробированными культурой. Горький не раз предупреждал об этом, боролся против проникновения в литературу пошлых выражений.
Но от такого разумного, бережного отношения к родной речи далеко до чистоплюйства и ненужного пуризма иных филологов. Да, появились у нас ученые и редакторы, о которых хорошо сказал писатель А. К. Югов, что они хотят язык «переполовинить» - то есть признать чуть ли не половину слов русского языка неуместными для литературы и публичной речи.
Вывод здесь может быть один: вредны крены и в ту и в другую сторону. Нельзя быть неразборчивым в словарном составе произведений, входящих в репертуар, но и отказываться от своеобразных и характерных слов из соображений вкусовщины также нельзя.
В литературе мы имеем дело с «глухим», только буквенным воспроизведением тех голосов, которые не слышатся, а условно записаны в книге, журнале, газете. А в зрелищных искусствах слово звучит «полнослышно», если можно так выразиться, а часто еще и «видимо». Аудитория видит человека, который произносит слова.