Затем на сцену вышла _Справедливость_, - она была немного бледна, может быть, от волнения. Она говорила о мелочах, но обещала в ближайшем будущем сделать более обстоятельный доклад.
_Любознательность_, молодая и упитанная девица, рассказала, как новый порядок открыл ей глаза, и сообщила, что во всех общественных неурядицах виноваты горбатые носы.
Следующим был господин _Самопожертвование_, долговязый и тощий парень с открытым лицом, державший в мозолистой руке большую тарелку из эрзац-олова. Он собирал пфенниги у рабочих и тихо говорил усталым голосом: "Подумайте о ваших детях!"
Госпожа _Система_, та самая, которая белоснежным чепцом прикрывает лысую голову, тоже появилась на подмостках. Она выдавала дипломы почетного доктора лжецам, а дипломы хирурга - убийцам. На ее сером платье не было ни пылинки, хотя она ночью на задних дворах копалась в помойных ямах. Длинными, необозримыми процессиями тянулись мимо ее стола ограбленные, и рукой с набухшими жилами она выписывала всем квитанции. Ее сестра, госпожа _Экономия_, показала корзинку с хлебными корками, которые она сумела вырвать изо рта людей, лежащих в больницах.
Господин _Усердие_ - на шее у него виднелись шрамы от ударов кнута вышел, тяжело дыша, как загнанная лошадь, и дал бесплатное представление. За то короткое время, которого едва хватило бы, чтобы высморкать нос, он выточил снаряд и сверх программы - никто и ахнуть не успел - наготовил удушливого газа на две тысячи семейств.
Все эти знаменитости, эти дети и внуки _Холода_ и _Голода_, выступили перед народом и безоговорочно признали себя слугами _Угнетения_".
Циффель. Итак, вы считаете, что Гитлер мог бы составить из двенадцати апостолов вполне приличный отряд эсэсовцев?
Калле. Получить прибыль можно, только пуская в ход все средства.
Циффель. То есть во всем виноват капитализм - это же банальность.
Калле. К сожалению, это вовсе не банальность.
Циффель. Я согласен с вами, что эта истина еще далеко не всем известна. Признаюсь вам даже, что у меня у самого есть опасная склонность избегать банальностей и тогда, когда они представляют собой полезные истины. Что было бы с химией, если бы химики позволяли себе такие привычки? Знаете ли вы, что Карл Маркс, ваш Конфуций, весьма трезво оценивал нравственные достоинства пролетариата? Он отпускал по его адресу комплименты, все это так, но утверждение, что рабочие - люди низшего порядка, Геббельс получил от Карла Маркса из рук в руки. Правда, Маркс считал, что рабочим это здорово надоело.
Калле. Как можно утверждать, будто Маркс оскорблял рабочих? Не оригинальничайте, пожалуйста.
Циффель. Дайте мне пооригинальничать, иначе я отупею, а вам от этого что за прок? Маркс не оскорблял рабочих, а установил, что их оскорбляет буржуазия. Мои познания в марксизме весьма несовершенны, так что не очень-то доверяйте мне. Один мой коллега уверял, что даже приблизительное знание марксизма обходится сегодня в сумму от двадцати до двадцати пяти тысяч золотых марок, и это без тонкостей и оттенков. За меньшую сумму хорошего товара вам не дадут, вы получите в лучшем случае какой-нибудь неполноценный марксизм - без Гегеля или без Рикардо. Впрочем, мой коллега учитывает только стоимость книг, образования и затраченного рабочего времени и не учитывает урона, причиненного карьере, не говоря о возможном аресте. Он упускает из виду, что основательное изучение марксизма влечет за собой снижение профессионального уровня вашей деятельности: в определенных областях, как-то история и философия, вы, начитавшись Маркса, никогда уже не достигнете прежних успехов.
Калле. А как же быть со словами: "рабочие - люди низшего порядка"?
Циффель. Не ручаюсь, но смысл этого положения, видимо, в том, что пролетарию, лишенному человеческих прав, приходится действовать в мире, где ему особенно нужна человечность. По Марксу, homo sapiens только тогда что-то делает, когда глядит в глаза гибели. Он проявляет возвышенные стремления только когда его к этому вынуждают. Он поступает правильно лишь в крайнем случае, он за человечность только тогда, когда не остается ничего другого. Так приходит пролетариат к своей миссии - поднять человечество на более высокую ступень.
Калле. Эта миссия мне всегда претила, я был, так сказать, инстинктивно против нее. Это звучит лестно, но я никогда не доверяю льстецам. А вы? Любопытно узнать, что значит слово "миссия", я разумею буквальный смысл.
Циффель. Оно происходит от латинского mitteге - посылать.
Калле. Так я и думал. Пролетариат снова должен стать мальчиком на посылках. Вы придумываете идеальное государство, а мы должны его создавать. Мы исполнители. А вы небось хотите остаться пастырями? Мы обязаны спасать человечество, но человечество - это кто? Вы! В Стокгольме я встретил еврея-эмигранта, банкира в звании коммерции советника, который всерьез корил меня за то, что мы, социалисты, не совершили революции и даже позволили Гитлеру захватить власть. Сам он, видно, мечтал о своего рода советско-коммерческой - в смысле: для советников коммерции - Германии. С такой же позиции подходят и к русским. "Франкфуртер цейтунг" постоянно утверждала, что в России нет настоящего коммунизма, и за это бранила Советский Союз. Они писали, что это любопытный эксперимент, и тон их статей был так объективен, словно их окончательный вывод зависел только от того, насколько этот эксперимент технически осуществим. Но, наверно, французские аристократы в таком же духе говорили о гильотине.
Циффель. Если я вас правильно понял, вы отказываетесь освобождать человечество?
Калле. По крайней мере платить за его кофе я не собираюсь. Иногда, уж не взыщите, я сам на себя злюсь: сижу в такое время сложа руки и отпускаю шуточки.
Циффель. Я мог бы вам ответить так: во-первых, для того, чтобы относиться к жизни по-настоящему серьезно, мы недостаточно сыты, к тому же мы без виз в чужой стране, где стоят две немецкие мотодивизии. Во-вторых, в наши дни серьезность как норма поведения несколько скомпрометирована: самое серьезное из всего, что знает история, - это Гитлер и его подручные. Он принадлежит к числу серьезных убийц, а убийство дело очень серьезное. Нет, он отнюдь не поверхностная натура, поляки вам это подтвердят. Вот, Будда, тот был юморист. А в-третьих, нам с вами ни к чему напускать на себя важность - мы не мясники. Когда стоишь за правое дело, можно говорить о нем весело.