я едва не ослеп, как это и случается с лапландцами в их отечестве. Даже от солнца и воздуха, — вещей необходимых для жизни, от которых и скрыться невозможно, даже и от них я должен был терпеть: от одного сырость, суровость и т. под., от другого жар и ослепительный свет. Наконец, я не помню одного дня в своей жизни, который-бы прошел без какого-нибудь огорчения, не могу перечислить тех дней, которые канули в вечность, не оставив по себе и тени радости. Отсюда я заключаю, что ты — скрытый враг людей, животных и вообще всех твоих творений, из которых одним ты расставляешь засаду, другим угрожаешь, третьих осаждаешь, четвертых бьешь, пятых ломаешь, шестых разрываешь, и всех всегда или оскорбляешь, или преследуешь; что ты, не знаю почему, являешься палачом своего собственного семейства, своих детей, своей собственной крови... Люди — злы, по они, по крайней мере, перестают преследовать того, кто бежит и скрывается от них с искренним желанием убежать и скрыться; ты-же никогда не перестаешь преследовать нас и гонишь до тех пор, пока совсем не уничтожишь. Да, я уже вижу перед собою горькое и безотрадное время старости, это истинное, открытое зло, даже целая громада зла, и зла не случайного, но определенного тобою законом для всех видов живых существ, предвкушаемого нами с детства и ведущего каждого из нас неустанно к разрушению, — так что едва треть человеческой жизни назначена для цветения, несколько минут для зрелости и относительного совершенства, все-же остальное — для быстрого и невозвратного увядания!