Природа. Ты, кажется, воображаешь, что мир создан для вас, людей? Узнай-же, что во всех моих делах, порядках и предприятиях я имела целью никак не счастие или несчастье людей, а нечто иное... Если я, как ты говоришь, оскорбляю вас, то никогда не замечаю этого, как не замечаю и пользы, которую вам приношу. Наконец, если-бы мне пришлось стереть с лица земли весь ваш род, я и этого не заметила-бы.
Ирландец. Хорошо; но представь себе, что кто-нибудь добровольно приглашает меня в свою виллу, и я соглашаюсь на его просьбу. Там мне дают для помещения полуразвалившуюся каморку, в которой я нахожусь в постоянной опасности быть раздавленным, — сырую, вонючую, открытую для ветра и дождя... Хозяин не только не заботится о том, чтобы доставить мне хоть какое-нибудь удобство, но напротив, едва дает мне необходимое для существования; кроме того, он еще позволяет своим детям и всему семейству всячески оскорблять меня, поносить и даже бить. Если-же я досадую на такое обращение, он отвечает мне: да разве я построил эту виллу для тебя? Разве я для твоих услуг держу моих детей и всех моих людей? У меня есть о чем думать, кроме твоего развлечения и удобства. Если-бы это было так, я ответил бы ему: видишь-ли, друг мой, хотя не для меня ты построил свою виллу, но ты мог-бы не приглашать меня к себе. Если-же ты добровольно желал, чтобы я здесь жил, не должен-ли ты, с своей стороны, позаботиться о том, чтобы мне жилось, по крайней мере, без особенных огорчений и опасностей? Так я говорю и теперь. Знаю хорошо, что ты создала мир не для удовольствия людей: скорее я подумал-бы, что ты назначила его нарочно для их мучения Теперь я спрашиваю: разве я просил тебя поместить меня во вселенной? Или я ворвался в нее силою и против твоей воли? Но если это случилось без моего ведома и по твоему желанию, одним словом так, что я не мог ни согласиться на это, ни отвратить этого, и ты своими руками бросила меня в мир, — не обязана-ли ты, не говорю — сделать меня веселым и довольным, но по крайней мере запретить оскорблять и огорчать меня, чтоб я не тяготился своим существованием? И все, что я говорю о себе, я скажу и от лица всего человеческого рода и всех других живых существ.
Природа. Ты, кажется, не знаешь, что жизнь вселенной есть бесконечный круг возникновения и разрушения, соединенных взаимно так, что одно постоянно служит другому, и оба вместе — сохранению мира, который неминуемо сам придет в упадок, в случае уничтожения какого-нибудь из этих элементов. Отсюда следует, что в мире нет ни одной вещи, которая была-бы свободна от страдания.
Исландец. То-же самое я слышу от всех философов. Но если то, что разрушается, страдает, а то, что разрушает, не радуется, и само, рано или поздно, должно подвергнуться разрушению, — прошу тебя, ответь мне на один вопрос, на который не ответит мне ни один философ в мире: кому же нужна, кому полезна эта несчастнейшая жизнь вселенной, сохраняемая ущербом и смертью всех вещей, составляющих её?...
Одни говорят, что на самом интересном месте этого замечательного разговора явились, совершенно неожиданно, два льва, до такой степени слабые и истощенные, что едва были в силах сожрать упомянутого Исландца и таким образом подкрепить себя на этот день. Другие-же отрицают достоверность этого происшествия и утверждают, что поднялся ужаснейший ураган, который поверг Исландца на землю и воздвиг над ним великолепный мавзолей из песку, под которым Исландец был превосходно высушен и обратился в прекрасную мумию. Мумия эта была найдена впоследствии путешественниками и помещена в одном из известных европейских музеев.