Солнце. Тогда пусть охотятся за светляками, светящимися жучками...
Первый Час. Но кто-же спасет их от холода? Без помощи вашей светлости они не в силах будут согреться даже и тогда, если употребят на дрова все свои леса. Мало того, — они умрут с голода, потому что земля уже не будет давать плодов. Таким образом, в короткое время погибнет вся раса этик бедных животных: сначала они будут бродить по земле ощупью, отыскивая, где бы поесть, чем-бы согреться, а потом, когда исчезнет все, что только можно проглотить, когда потухнет последняя искра тепла, они все перемрут во мраке, замороженные, как куски горного хрусталя.
Солнце. Да мне-то что за дело до всего этого? Что я, кормилица что-ли, для рода человеческого, или повар, обязанный поставлять и приготовлять ему провизию? Очень мне нужно заботиться о какой-то горсточке невидимых простым глазом твореньиц, которые живут за целые миллионы миль от меня и не могут ни видеть, ни сладить с холодом без моего света! Наконец, если бы моя особа действительно служила, так сказать, баней или печкой этому человеческому роду, то здравый смысл требует, чтобы сами люди ходили около печки, если хотят согреться, а не печка около них Если Земле действительно необходимо мое присутствие, пусть она сама отправляется искать его: я же, с своей стороны, не стану беспокоиться, потому что нисколько не нуждаюсь в ней.
Первый Час. Если я не ошибаюсь, вашей светлости угодно, чтобы теперь сама Земля исполняла то, о чем до сих пор заботилась ваша светлость?
Солнце. Именно: теперь и всегда.
Первый Час. Ваша светлость изволите рассуждать совершенно справедливо. Но да будет позволено мне напомнить вашей светлости о многих прекрасных вещах, которые необходимо придут в упадок при этом новом порядке. Самый день лишится своей блестящей колесницы, с ее чудными конями, которые каждое утро выходят из волн морских... Наконец, что будет с нами, бедными часовыми? Нам уже не будет места на небе, и мы из небесных детей превратимся в земных, если только, сверх чаяния, не рассеемся, как дым. Но пусть было бы так, — еслиб этим все и покончилось! Остается еще убедить Землю вертеться, а это должно показаться ей в высшей степени трудным и странным, потому что она до сих пор еще ни разу не пошевелилась на своем месте. И если ваша светлость, повидимому, только теперь начинает немножко лениться, то, смею уверить вас, Земля, в настоящее время, ленива попрежнему.
Солнце. Нужда столкнет ее с места и научит бегать и скакать. Но, во всяком случае, надо будет приискать какого-нибудь поэта или философа, который-бы убедил Землю двигаться, а если убедить нельзя, заставил-бы её силою; потому что здесь, собственно говоря, все дело во власти философов и поэтов, для которых почти нет ничего невозможного. Да, когда-то эти поэты (в то время я был еще молод и слушал ихъ) своими сладкими песенками заставили меня, порядочного толстяка, добровольно бегать, сломя голову, вокруг какого-нибудь комочка глины, как будто это было приятной прогулкой или благородным упражнением. Но с летами я стал практичнее, обратился к философии, и смотрю теперь на вещи с точки зрения пользы, а не красоты, и все поэтические чувства, если они не касаются моего желудка, возбуждают во мне смех. Теперь я философствую, и так как не нахожу никакого разумного основания противопоставить праздной и досужей жизни жизнь деятельную, которая, по моему мнению, совсем не оплачивает затраченного на неё труда, — то и порешил предоставить труды и заботы другим, а самому жить в приятном покое. Эту перемену произвели во мне главным образом философы, которые в настоящее время сильно пошли в гору. Таким образом, чтоб заставить Землю вертеться и двигаться вместо меня, с одной стороны, было-бы выгоднее употребить в дело поэта, нежели философа, потому что поэты, воспевая прелести и надежды жизни, побуждают людей к труду и деятельности, а философы, напротив, отнимают у них охоту к этому. Но, с другой стороны, философы теперь особенно в моде, и я сомневаюсь, что Земля, в настоящее время, станет слушать какого-нибудь поэта внимательнее, чем я; потому — лучше прибегнуть к философам, хотя этот народ не отличается ни деятельностью, ни способностью возбуждать ее в других; может быть, новизна и необыкновенность случая выведет их из обычной колеи... О так, сделай вот что: отправляйся на землю или пошли туда кого нибудь из товарищей, и если встретится на улице какой-нибудь философ, наблюдающий небо и звезды (что непременно должно быть в эту странную для людей ночь), — вскинь его на плечи и доставь немедленно ко мне; я увижу, годится-ли он для нашего дела. Слышал?