Следом за бароном, с зажатым в губах окурком, возникает Превер. Пикассо показывает ему свои чудесные рисунки и акварели. Мы рассматриваем серию голубей, и тут на ступеньке лестницы появляется живой голубь.
ЖАК ПРЕВЕР. А вот и он сам, наш загадочный персонаж… Легок на помине…
Пикассо приглашает нас подняться – его мастерская и жилые комнаты находятся этажом выше – и расставляет перед нами свои последние полотна. Его зовут к телефону, и он оставляет нас одних. Преверу очень понравилась одна из картин: сквозь большое открытое окно мастерской видны располагающиеся ярусами старые крыши с каминными трубами. С особым удовольствием Пикассо выписал волнистую линию радиатора, его круглую рукоятку и длинную трубу, которая поднимается до подоконника. Он написал эту картину три месяца назад, 3 июля.
ЖАК ПРЕВЕР. Посмотри! Любой другой художник исключил бы из пейзажа радиатор, сочтя его ничем не примечательным, неказистым и «неэстетичным». И сделал бы акцент на «живописности» старых стен и крыш. А здесь кульминацией полотна стал именно радиатор… Превыше всего другого Пикассо ценит подлинность, реальность. Взгляни, он нарисовал даже висящую на стене старую тряпку…
Я соглашаюсь. Мне тоже больше всего нравятся полотна, родившиеся под непосредственным впечатлением, как прямое отражение вещей, которые он видит вокруг себя. Такие, как «Мать и ребенок», написанные в мае. Я объясняю Преверу, что Пикассо сперва написал только ребенка с пухленьким тельцем, делающего первые, еще неверные шаги. «Он бы упал, – смеясь рассказывал мне Пикассо, – ведь он еще не умеет ходить… И вот позже я нарисовал рядом мать, чтобы было кому его поддержать…» На другой картине толстощекий малыш сидит на земле рядом со стулом, на который присели два голубя. Полотно датировано августом того же года.[30]
Мы вместе любуемся натюрмортом в коричневых тонах: остатки еды на столе в ресторане «Каталан», на фоне барочной лепнины. Этот сюжет Пикассо в мае дважды рисовал на желтом фоне.
БРАССАЙ. На этом полотне нет ничего случайного… Все взято из реальной жизни…
ЖАК ПРЕВЕР. В том-то и дело! Пикассо, в сравнении с прочими художниками, называющими себя «реалистами», гораздо живее реагирует на то, что его окружает. Каждое его творение несет в себе ответ на то, что он увидел или почувствовал, что его удивило или взволновало в жизни…
Возвращается Пикассо. Превер берет маленькую книгу, лежавшую на табурете, и начинает ее листать.
ПИКАССО. Это моя настольная книга… Ужасно смешная! Не хуже, чем у Жарри! Хотя трудно сказать, осознанный у него юмор или случайный… Речь идет о маршале Петене. Вообще-то создается впечатление, что автор только изображает пиетет по отношению к «великому человеку», а на самом деле издевается над ним.
И правда: книжечка называется «Одиночество великого человека». Автор – Рене Бенжамен.
ПРЕВЕР (читает вслух).
ПИКАССО. Самое интересное там – диалоги. Например, маршал обедает, справа от него сидит аббат, а слева – министр. Почитайте…
И Превер, быстро и отрывисто, читает вслух:
– Господин Маршал, – говорит аббат, – вы представили мне г-на Министра. Простите, но я не понял. Он министр чего?
– А вы что подумали? – лукаво спрашивает Маршал.
– Ну, трудно сказать! – краснеет и смущается аббат.
– А вдруг это министр, без которого можно обойтись, – уже серьезно объясняет Маршал.
– Но, Господь свидетель, я ничего такого не думаю, – горячо протестует аббат.
– Значит, вы ничего не понимаете в министрах, – печально замечает Маршал.
– Господин Маршал, – лепечет окончательно сбитый с толку аббат, – в прошлом году вы приглашали меня отобедать с М. А. Я был с ним знаком!
– А кто это? – задумчиво спрашивает Маршал.
– Один из ваших министров!
– Надо же… Я уже забыл, – благодушно отвечает Маршал.
Метрдотель наклоняется над столом с бутылкой:
– Вино с виноградников Маршала.
– Расслабьтесь и попробуйте, – советует глава государства. – И забудьте вы про министров. Они приходят и уходят. А вино остается.
ПИКАССО. Забавно, правда? Здесь есть одно место, где сотрудники кабинета министров, сидя за столом, обсуждают, в каком костюме Маршалу следует посещать подвергшиеся бомбардировке города. Где же это место? Вот, нашел:
В каком костюме? Каждый высказывает свое мнение. «В мундире? Но цвет хаки так же скучен, как и его имя. Скорее в гражданском». – «В гражданском?» Все громко возмущаются. «Маршал в гражданском – это уже не Маршал! Пусть он наденет голубой мундир». – «Браво!» Это решение вызывает у собравшихся прилив благородных чувств.
– Обед заканчивается сценой совершенно гротескной, – поясняет Пикассо, это непременно надо прочесть!
И вот Превер, который уже сроднился с персонажами аббата, Министра и Маршала, начинает читать эту страницу, звучащую в его устах как написанная им самим поэма:
Маршал, который жевал яблоко, смеется, давится кусками, начинает кашлять и задыхаться. Сидящие за столом обеспокоены. Однако Маршал находит в себе силы пробормотать: «Все в порядке…»
Но доктор Менетрель уже поднялся.
Все поворачиваются к нему.
Наконец Маршал выпивает стакан воды.
И снова начинает дышать ровно.
И снова обретает дар речи.
– Это ваша вина, – резко бросает он аббату.
Аббат вздрагивает.
– Вы не прочитали молитву перед едой.
– Мой Бог, – ужасается аббат.
– Ну же, исправляйте свою ошибку и не забудьте про послеобеденную молитву! – поднявшись, приказывает Маршал.
Все встают.
Аббат в смятении что-то бормочет по-латыни и осеняет всех крестным знамением…
Молодые служащие в ступоре.
Им не суждено узнать, в каком же костюме Маршал отправится в поездку: возможно, он нарядится китайцем…
ПИКАССО. Я перечитывал это место не знаю сколько раз… Наизусть помню. А обед с закутанным в шкуру леопарда, глухим, как тетерев, Мора – вы увидите, я не шучу! – на котором присутствует обожательница поэта по имени Эсперанс? Обхохочешься! А аудиенция шести ремесленников? Маршал произносит речь по поводу «Хартии труда»; молодые люди, которые просят у него разрешения спеть «Марсельезу»; и Петен, отвечающий им: «Только четвертый куплет!» А свидание Маршала с министром здравоохранения, который возвратился из подвергшегося бомбардировке Лорьяна?.. Это тоже надо бы прочитать. Такие перлы!
И Превер снова читает вслух:
– Я только что из Лорьяна.
– От него хоть что-нибудь осталось? – севшим голосом лепечет Маршал.
– Ничего, – тем же тоном отвечает министр.
– А что говорят его жители?
30
Это было предчувствие: четыре года спустя Франсуаза Жило родила ему сына, которому дали имя Клод.