Зачем только я это пишу-то сейчас, дорогой мой молескин[т37], [ВОТ И РЕДАКТОР-КАТЬКА НЕ ЗНАЕТ!] а просто если слышишь какие-то вещи постоянно, они начинают жить уже в твоей голове своей отдельной жизнью и сделать с этим ничего невозможно.
Да, мой ангел, воспоминания — скверная вещь, даже если знаешь, чем всё закончилось. Воспоминания избирательны. Да к тому же они так и норовят задним числом измениться, как меняется история нашей родины в школьных учебниках. Только что была одна история — а сейчас уже совсем-совсем другая.
Вот и я напрочь не помню, как мы с этим Ромиком шли с вокзала к такси. Не помню даже, куда мы ехали. Мои тогдашние странствия по городу слились в моей памяти в одну бесконечную дорогу — то на трамвае, то на троллейбусе. Поэтому я не запоминал улиц. Я просто сидел на заднем сиденье таксишной "Волги", пил подаренное пиво и молчал.
А вот пиво я помню. Это была Балтика-номер-три, которая совсем недавно появилась, с блеклой серебристо-голубой этикеткой, неожиданно вкусная. "Пиво сварено для вас", — было написано на этикетке, и стояла чья-то подпись.
"Охреневаю от вашей Балтики, — объявил Ромик. — Всегда беру, когда в Питере бываю".
"Все полезно, что в рот полезло", — отозвался таксист. Тот еще шутник.
Это я тоже почему-то запомнил.
Потом был провал. Помню, как мы вышли из такси в незнакомом квартале, где пятиэтажки-хрущевки прятались среди разлапистых лип и кленов. Здесь Ромик огляделся. Забрал у меня недопитую бутылку, зашвырнул в кусты. Странно: он выглядел абсолютно трезвым.
"Дело есть, — коротко сказал он. — На миллион".
Рубиновые волгины фонарики скрылись за деревьями. Я смотрел на Ромика с преданностью. Не то чтобы я был наивным, скорей наоборот. Я уже почти понимал, кто он и чем он занимается. Но пиво сделало свое дело. Он мне уже нравился.
"Тут у меня встречка назначена с кентом с одним, — сказал Ромик. — С партнером. Партнером по бизнесу. Так вот. Терзает меня смутное сомненье, что скурвился чувачок. Кинуть нас решил. Понимаешь мою речь?"
"И что?" — тихонько спросил я.
"А раз сомнение возникло, то надо его… проверить. Лучше сейчас, чем когда уже поздно будет. Загляну к нему в гости, задам пару наводящих вопросов".
Он снова огляделся.
"Короче, вот что, дружище. Слушай…"
Задание было простым и каким-то школьным. Сколько раз мне доводилось стоять на стреме, пока старшеклассники пили портвейн за гаражами. Вот и здесь было что-то в этом роде. Даже еще смешней.
Как и было уговорено, минут двадцать я слонялся под окнами. На втором этаже белели редкие по тем временам турецкие стеклопакеты. Из-за окон ничего не было слышно. Занавески были задернуты наглухо.
Нехорошая квартира, думал я. Пиво понемногу выветривалось. Почти стемнело (помнишь, мой ангел, белые питерские ночи?)
Оглянувшись (по совету Ромика), я подобрал с асфальта подходящий камень.
"Буц", — врезался камень в стелопластик. Отрикошетил и вернулся обратно, как бумеранг. Эти новые окна еще хрен разобьешь.
Как и говорил Ромик, шторы раздвинулись (ага-а, сработало, — подумал я). В окне показался силуэт рослого мужика. Лица не было видно: в комнате ярко светила люстра. Мужик был рассержен. Он одним рывком распахнул раму и высунулся наружу.
Увидел меня, как и было условлено.
А я тотчас же отступил в темноту.
"Ну ты, ебаный в рот пидарас, — выкрикнул мужик понятно в чей адрес. — Ща спущусь, ноги из жо…"
Тут он как-то невежливо умолк. Я даже расстроился слегка. Выглянув из кустов, я заметил, что мужик убрался из окна. Оно так и осталось открытым, и какие-то новые звуки доносились оттуда. Будто кто-то выбивал ковер. Странно, успел подумать я.
А в следующее мгновение уже взбегал по лестнице на второй этаж.
За железной дверью звонок пиликал еле слышно. Несколько минут я ждал и волновался. Я волновался за этого Ромика. Да, мой ангел, это необъяснимо. Но ты же помнишь: никогда до этого ни одна сука не говорила со мной ласково.
Дверь отворилась. За ней стоял Роман. И слегка улыбался.
"Золотой ты пацанчик, — сказал он. — Все правильно сделал. Помог, ой как помог".
И отступил в сторону.
В прихожей висело огромное зеркало, с подсветкой. В нем я обнаружил себя — встрепанного, совсем незнакомого. Совсем незнакомой была и мебель, и паркет, и золотые ручки на дверях — невообразимые приметы роскошной жизни.
Хозяин этой жизни несколько неудобно расположился между комнатой и прихожей, лицом вниз. Был он жирным и неприятным, да еще в спортивных штанах и в красной майке. На бритом затылке уже наливалась здоровенная шишка, хотя крови видно не было — клиента вырубили чем-то подходящим, тяжелым и пластичным, вроде боксерской перчатки. Я заметил, что его руки были скручены за спиной красивым серебристым скотчем. Рот был заклеен тоже. И когда успел, — подумал я про Ромика и даже немного погордился им.
"Сейчас очухается, — пояснил Роман. — Тогда и побазарим по делу. А ты посиди пока, телик посмотри".
Он и вправду отвел меня в гостиную (где глаза мои сразу разбежались). Поднял со стола пульт дистанционного управления, кинул мне, как кость — любимому щенку.
"Включи про Скруджа, — посоветовал он. — Я смотрел, мне нравится. Смешно".
Тут он улыбнулся.
Прикрыл за собой дверь.
Громадный "самсунг" в углу светился без звука; я наугад понажимал кнопки (вот как сейчас), и на экране в самом деле забегали и запрыгали диснеевские утки. Конечно, спокойно смотреть мульты я не мог. Я прислушивался к тому, что происходило в соседней комнате.
Там что-то шевелилось и ерзало. А потом я услышал протяжный вой, похожий на собачий. Ну, как если бы собаке заклеили серебристым скотчем пасть и начали заживо сдирать шкуру. Мурашки побежали у меня по спине — кажется, снизу вверх.
Я отложил пульт. Подошел к двери, прислушался.
Взялся за золотую ручку.
Ромик обернулся и нахмурил брови. Но ничего не сказал. Тот, второй, ничего не сказал тоже. Он продолжал выть все громче. А еще он совершал всем своим объемистым телом какие-то моржиные телодвижения, выгибался гусеницей, а потом стучался головой о пол.
Это было и неудивительно. Его спортивные штаны были приспущены, а между жирных ягодиц торчал паяльник. Громадный электрический паяльник с черной пластмассовой ручкой, на длинном проводе. Провод не доставал до розетки, и пришлось использовать удлинитель. Здесь же лежал раскрытый чемоданчик: похоже, Ромик привез реквизит с собой.
Клиента уже припекало.
Зад у него был неприятно белый и волосатый.
Роман сидел поодаль, на красивом мягком стуле "под антиквариат". Он медленно сжимал и разжимал пальцы, будто на тренировке.
Тут лежащий заревел особенно громко. В его вое слышалась истерика.
Ромик поднял голову:
"Вынь", — велел он мне.
Я похлопал глазами. Приблизился и уже хотел взяться за черную рукоятку, но Ромик снова коротко хохотнул и уточнил:
"Вилку вынь. Вилку!"
Я сделал, как он просил. Жирный понял. Он все еще выл (паяльник остывает не так быстро), но уже по всем признакам был готов выйти на чистый базар.
Начал разговор Ромик.
"Дима, — сказал он. — Давай не будем тратить время. Ты, конечно, можешь рулить тут в Питере как хочешь. Но ведь и у меня найдутся кое-какие… рычаги воздействия".
"М-м-м", — откликнулся Дима. Рычаг воздействия качнулся туда-сюда над его жирными полушариями, наподобие анального зонда у Картмана из сериала "South Park".
"Не понимаю, — развел руками Ромик. — Нет, не понимаю. Квартирку ты отремонтировал. Тачку купил. Договора подписываешь. Налик собираешь. Типа ты торговый представитель, все дела. Только почему я об этом узнаю от чужих людей? Нехорошо, Дима".
"Н-н-н", — возразил его собеседник.
"Да ладно! Мне Вовчик из "Альфа-Инвеста" сам с Кипра позвонил. Он тоже удивился. Ты думал, ему на роуминг денег жалко?"
Дима снова покачал антенной — уже как-то безвольно. Что такое роуминг, я не знал. Может быть, это в честь Ромика? — подумал я. А Ромик продолжал: