Я сглатываю и шершавым от ненависти языком отвечаю:
— Впервые слышу, что сознание можно потерять "почти". Вы уверены, что вам нужно домой? Может быть, к врачу?
— Да к какому врачу, какому врачу, мне домой…
Тут она бледнеет и даже синеет лицом, начинает оседать на то самое бетонное крыльцо, на котором я простояла уже Бог знает сколько времени. Я как-то отстраненно подхватываю ее, будто бы не своей рукой, и будто бы не своим голосом кричу:
— Слава! Вячеслав! Ну, помоги же, ну помоги же!
Водитель выметается, наконец, из большого удобного автомобиля, дверца распахнута и я слышу его любимейшую группу Лесоповал имени композитора Танича.
— Чего это с ней, — без выражения спрашивает Слава, но девчонку перехватывает из моих рук и держит, прислонивши светлую голову к своему кожаному плечу.
— Не знаю, давай до машины, что ли ее дотащим. А потом посмотрим, — запыхавшись от напряжения, отвечаю я.
Девчонка открывает глаза, как-то рыбой изворачивается в Славиных руках, громко икает и ее немедленно рвет слюной и желчью ему на бедро.
— Чччерт! — стонет Слава, брезгливо морщится и выпускает девчонку из рук, идиот. Она падает на серый асфальт, чуть прикрытый снегом, стукается головой, звук раздается такой. Как бы это сказать. Ну, вот когда знающий человек проверяет арбузы на спелость, и ему попадается самый правильный плод.
Вячеслав, разумеется, полностью поглощен спасательным работам по очищению черных джинсов, я опускаюсь на корточки и дрожащими руками поднимаю девчонкину голову, просовываю пальцы ей под затылок, боюсь ощутить горячую липкую кровь. Она опять открывает глаза, резко садится, зажмуривается и спрашивает, а крови никакой нет, слава Богу:
— Почему вы меня посадили на тротуар?
Подтаскивает к себе пригоршню снега, кладет в рот, с удовольствием глотает ледяную воду. Ловлю себя на мысли, что тоже хочу так сделать.
— Мы Вас сейчас отвезем к врачу, — говорю я командным голосом, — не исключено, что это что-то серьезное, менингит, например. У моего сына так же в свое время начинался. С потери сознания и рвоты. Слава! Помоги нам!
Водитель опасливо подает девчонке руку, она поднимается и направляется к автомобилю. Слава тихо говорит:
— Наблюет сейчас в салоне.
— Отмоешь! — неожиданно для себя чувствую горячую неприязнь к этому самодовольному болвану, — не видишь, ей плохо!
— А мне, можно подумать хорошо, — бубнит Слава, — воняю теперь бомжом… И до вечера еще буду вонять… Как минимум…
Девчонка сзади тяжело облокачивается на спинку, закрывает глаза, но дышит ровно, я соображаю и звоню Тане, своему "главному врачу". Иногда думаю: а что вообще делают люди, если они случайно не дружат с какими-либо докторами? У нас такое нелепое устройство здравоохранения, что никто тебя почему-то не хочет лечить даже за деньги, если без дружбы. Таня много лет работает хирургом в Первой Градской больнице, и будет хорошо, если она сейчас на службе а не отдыхает после дежурства.
Таня оказывается доступным абонентом, она даже не занята в операционной, она нас ждет и обещает проконсультировать. Слава срывается с места, торопясь избавится от неприятной пассажирки и простирнуть штаны.
Проходим с девчонкой в приемный покой, делаю еще один звонок, Таня просит подождать пять минут, мы садимся на симпатичные стулья с перфорированными сиденьями. Я спрашиваю себя: "какого черта ты делаешь? Она украла твоего Бога, в конце концов" Я себе ничего не отвечаю.
Смотрю на ее русые волосы, они вроде бы забраны в хвост, но некоторые выбились и слиплись по длине вдоль, она утирает губы ладонью и опять икает. Даже не знаю, не могу сформулировать, что именно я чувствую. Стараюсь не чувствовать ничего, просто смотрю по сторонам.
Около двери в рентген-кабинет женщина в рыжеватых кудрях и маленький мальчик лет шести, беленький, худенький, похожий на картофельный росток. Оживленно разговаривают о качестве различных фотоаппаратов — зеркальных и незеркальных, видах объективов и ценах на них, получают рентгеновские снимки, мальчик спрашивает:
— Надеюсь, с шейными позвонками все в порядке, мама?
Мама энергично кивает кудрями. Берутся за руки, уходят.
Две пожилые женщины напротив, ожидают приема уролога, пропускают вперед бледного до зелени парня с закушенной губой, потом плотного мужчину, аккуратно тошнящего в пакетик, потом лысого старичка — просто так. Девушка из очереди к хирургу говорит без интонаций:
— Вот так и всегда, женщины терпят, а мужчины умирают.
Пожилые женщины испуганно крестятся обе, бормочут негромко:
— Дай Бог всем здоровья, дай Бог всем здоровья…
Женщина в униформе Скорой Помощи катит на инвалидной коляске очень старенького дедушку, он грустит. Она спрашивает его бодро:
— И что это за уныние? Что это вы такой невеселый?
Он отвечает, пожевав губами:
— Уверен, что я веселый. Просто танцевать уже перестал.
Девочка лет двенадцати, очень растерянная, звонит по телефону, говорит взволнованно:
— Папа, это я! Твоя дочь! Нет, не Лена!
Из ближнего кабинета выходит полная женщина в домашнем халате, ласково вынимает телефонную трубку у нее из рук, кладет себе в карман, тихо шепчет что-то, девочка кивает, садится на белый стул в дырочках.
— Все будет со мной хорошо, Юляша, вот сейчас доктор только посмотрит, — громче произносит полная женщина, гладит дочку по голове, возвращается в кабинет. Юляша выдувает большой цветной пузырь из жвачки.
Я стараюсь сидеть так, чтобы девчонка не попадала в поле зрения, стараюсь дышать в сторону и думать тоже в сторону.
— Ну, здравствуйте! — кто-то недовольно сопит у меня над головой. Смотрю — Таня, великолепная в зеленой униформе и с новой элегантной стрижкой, — я тебе где велела меня ждать? Где? А ты где меня ждешь?
Выясняется, что я все неправильно поняла, и подруга металась по разным приемникам, перебегая с территории больницы А на территорию Б, она произносит что-то такое загадочное, с буквами. В руках у нее прозрачный пакет, из пакета просвечивает печенье в яркой упаковке и книжка карманного формата.
— Как сынок? — интересуется Таня, — когда приедет?
— Наверное, весной, — отвечаю, — он сейчас новую работу получил. Осваивается… Живет пока в гостинице при клинике, ну такая, знаешь? Для персонала и ухаживающих за больными…
— Знаю, — Таня энергично кивает маленькой суховатой головой, — а сама как?
— Да все нормально, спасибо. Давно не виделись с тобой, дорогая.
— Это точно. Где уж тут увидишься, когда такое творится!
Она неприязненно оглядывается вокруг.
История нашего знакомства с Таней весьма своеобразна. Она была первой женой моего второго мужа, Максима Максимовича, и вместе мы пережили многое. Вместе с Таней, разумеется. Максим Максимович никогда в переживаниях замечен не был.
— Так. Девушка пусть идет со мной, а ты в кафетерии посиди. Не здесь же, — Таня, не глядя, показывает рукой вокруг. Я договорилась, Игорь Михайлович ее посмотрит. Да, Игорь Михайлович! Я иду сейчас мыться… Позвоню вечером. Игорь Михайлович, кстати, сегодня именинник… Роскошный торт приволок, трехярусный.
— А водки?
— Ну, это само собой… Ему волочь не надо. Благодарные пациенты… Недавно пятилитровую бутыль подарили, с помпой. Хороший врач он!
Танино лицо светлеет. Она рывком поднимает девчонку, тащит за собой, девчонка едет по плиточному полу, взмахивая поочередно руками. Выхожу на улицу. Падает мелкий твердый снег, не изящными снежинками, а крупой, типа кус-кус. Я улыбаюсь, вспоминаю. Игорь Михайлович, последнее Танино увлечение, коллега по работе.
Как-то дежурил в приемном отделении, в кабинет зашел прилично одетый молодой человек, смущенно сообщил, что у него "кажется, серьезные проблемы в нижнем регионе". Игорь Михайлович предложил ознакомить его с этими проблемами. Молодой человек, непроизвольно морщась, стянул штаны, и многоопытный, чего только не повидавший доктор городской больницы замер от удивления. На половом органе молодого человека уютно разместилась собачка от застежки-молнии, ткани вокруг невероятно отекли и местами уже почернели.