И тут она начинает плакать, и уже с плачем говорит, что Москва застряла у нее в горле, что Москва застряла у нее в груди и в животе. От признания этого очевидного факта ей становится немного весело, она забавно хрюкает и чуть улыбается.
Я немедленно закуриваю очередную штрафоопасную сигарету. Лихорадочно соображаю.
Вот бывает ли у вас такое чувство, что какую-то акцию нужно непременно предпринять сейчас и ни минутой позже, потому что минутой позже уже все будет потеряно навсегда и это невозможно допустить? Вы начинаете действовать, вы проделываете невозможное, хватаете отъехавший поезд за железный поручень и останавливаете состав. Господи, сколько же энергии, натуральное расщепление ядра атома, и еще вы говорите что-то безостановочно, ядро атома продолжает расщепляться, критическая масса достигнута, цепная ядерная реакция. И невозможно уже сделать ее управляемой, весь мир не умеет, вот и вы не научились пока.
Хватаю девчонку за край глупого одеяла, отыскиваю ее холодную руку.
— Ни к какой сестре ты не поедешь, — произношу уверенно своим обычным голосом взрослой женщины, руководителя и хозяйки жизни, — по крайней мере, сейчас. Ты поедешь ко мне. Заберешь свои манатки от квартирной хозяйки, устрою тебя в кабинете. Ничего, там прекрасная кушетка, письменный стол и куча книг. А, еще кресло. Подлокотники с фигурами русалок. Тебе понравится…
Милый молескинчик, столько событий произошло за каких-то несколько часов, кажется, у меня еще никогда не было такого насыщенного дня. Такого дня, чтобы утром — одно, а к обеду — уже совершенно другое, я уж не говорю об ужине, до которого еще надо дожить. "Надо дожить", так говорила моя бабушка, например, когда я ее спрашивала, поедем ли мы в город в субботу, "до субботы сначала дожить надо"…
А бабушку даже отпеть не разрешили.
Так, надо сейчас успокоиться, дорогой дневничок, я лучше потом, в хороший день напишу про все это, а то сейчас опять примусь рыдать, а это неудобно. Да.
После моего сумасшедшего звонка через очень маленькое время примчала Барыня, и повезла меня к себе домой. Знаю, знаю, дорогой дневничок, как это дико звучит, но вот так произошло, я села в ее личный автомобиль, роскошный такой Вольво, здоровенный джип, и она сама была за рулем. Поехали. А, еще по пути к автомобилю встретили ее подругу, рыжую, ту самую, что всяко устраивала меня в больницу, она стала громко и грозно кричать:
— Новый год! Новый год! Ты мне обещала!
Барыня мелко-мелко ей закивала и сказала мне:
— И правда. До нового года уже меньше двух недель. Вы любите этот праздник?
И я ответила, что скорее нет, потому что зиму вообще переношу с трудом. В это время я уже залезла в шикарный салон вольво, все дурацкие сумки покидав в багажник. В таком багажнике можно проживать, если честно, точнее — за один этот багажник можно прожить жизнь в свободно конвертируемой валюте.
Барыня, как оказалось, обитает в старом доме наверняка позапрошлого века в одном из этих приятных тихих переулков в центре. За время своей столичной жизни я пару раз была в хороших московских домах, но, очевидно, не столь хорших.
Подъезд был замечательно отреставрирован, всякие ступени из мрамора, имелся даже старинный лифт, похожий на отсек в подводной лодке — тяжелая по виду металлическая дверь и два некрупных окошка-иллюминатора. Дверь лифта нужно было открывать вручную, все это напоминало эпизод из советского еще фильма типа "Москва слезам не верит", даже и консьержка сидела в углу за столиком и вязала. Она поздоровалась с Барыней очень любезно, а Барыня ответила:
— Марта Ивановна, голубушка, зайдите ко мне вечером, пожалуйста! Я вашему Николаю очередной чемодан набрала, разбиралась в Алешиных рубашках-брюках…
Марта Ивановна покраснела от удовольствия и долго благодарила, повторяя "что бы мы без вас", "куда бы мы без вас" и еще "благодетельница". Барыня махала на нее рукой, мы вознеслись в лифте удивительно быстро на нужный этаж, четвертый, на лестнице стояло форменное чучело в странных обносках, на голове по виду вообще детские красные колготки. Чучело почему-то погрозило мне пальцем и крикнуло:
— Только чур — без кожаных штанов!
Я в полной непонятке посмотрела на Барыню, но она сосредоточенно уже ковыряла дверь длинным ключом.
— Заходи, — сказала она, — дома никого нет…
И я удивилась, потому что ведь общеизвестно, что Барыня живет одна, а сын ее навещает иногда.
Квартира офигительная, конечно. Нет таких как бы модных открытых пространств, как это часто бывает в интерьерах продуманного дизайна, а просто — большая кухня, большая гостиная, еще какие-то комнаты несколько штук и, наконец — кабинет. В кабинете я плюхнула с наслаждением все свои больничные сумки, а Барыня сказала, что в течение дня Славка-водитель привезет все мои вещи от квартирной хозяйки. Я стала мямлить что-то неразборчивое и благодарственное, она просто махнула рукой.
И ушла. То есть, проговорила вот все это, показала ванную-туалет, зачем-то добавила, что сегодня помощница по хозяйству не придет, будто я буквально сижу и жду помощницу по хозяйству. Будто бы очень нуждаюсь в ее помощи.
В кабинете около окна громоздился невероятных размеров стол, а вдоль всех стен стояли книжные шкафы, от пола до потолка, единственный клочок свободного места был занят пробковой доской, на ней кнопками крепился большой лист картона. Я подошла, посмотрела — театральная афиша Москвы, названия некоторых спектаклей выделены неоново-желтым маркером. Ну да, Барыня же говорила, что приезжает сын, наверное, хочет его развлекать театральными премьерами и просто — спектаклями.
Похожая "доска объявлений" имеется и у моей сестры, только там графики передвижения детей по школам, секциям и урокам верховой езды. Сестра совершенно не похожа на меня, дорогой молескинчик, выше на двадцать пять сантиметров, худее на десять килограммов, и никогда не забрызгивает туфли и сапоги сзади. Честно говоря, не знаю, будет ли она рада меня видеть.
Честно говоря, не знаю, что я здесь делаю вообще.
Честно говоря, просто радуюсь возможности ни о чем не думать самой, а просто и тупо выполнять указания умного человека.
Прикинь, милый молескинчик, долго раздумывала, что надеть такого, ну типа — домашняя одежда, выбрала шорты и майку, конечно, не ахти, вот Арина заказывает себе все шмотки для дома из Виктории Сикретс, такие прикольные штанцы с бантами и сердечками и на заднице. Наверняка и Барыня ходит в чем-то таком, судя по окружающей роскоши. Или в шелковом халате? Нет, вряд ли, в халате невозможно ничем заниматься, кроме как жрать шоколад и пить вино, а она не похожа на любительницу шоколада и вина.
В своих "полевых исследованиях" я добралась до кухни, кухня была очень стильно сконструирована и в центре огромная газовая плита — называется "остров". Мебель темно-темно-красная и бледно-бледно-желтая, но не яркие цвета, а как бы размытые. Нарядное сочетание, и еще сбоку припека старинный буфет. По-моему, такие штуки называются "буфет", шкафчик для кухни с многими ящичками и отсеками. Буфет Барыни был очень деревянный, весь резной, просто кружева какие-то. На буфетной полочке стояла фотография молодой женщины в массивной серебряной рамке, и еще дико красивого мальчика — тоже в серебряной.
Налила себе минеральной воды и выпила. Взяла рамку с мальчиковой фоткой в руки. Сын Барыни, должно быть. Хотя не похожи. Барыня скуластая, как калмык, а у мальчика — череп идеальной формы.
— Почему ты никогда не рассказываешь о своей тетке.
— Господи, какой еще тетке? Твоя паранойя не знает границ.
— Оставь паранойю, я имею в виду твою тетю Дарью. Из Питера. Для которой я недавно добывала редкое лекарство [т45] "амбене" для больной спины.