— Эти привычки распространяются и на повседневную одежду, — оживленно расказывал тем временем Ганс, — всё это можно купить в любом магазине. Мои брюки, например, из "Декатлона". Кто-то покупает в Reebok или Nike, но там они дорогие, их жалко портить на тренировках. А мы ведь падаем, пачкаемся, можем зацепиться за что-то. Летом мы иногда тренируемся в шортах, — доверительно поделился он.
— Гансочка, — вкрадчиво сказала Ксюха, — а мы хотели чаю попить…
— Имено чаю, — встрепенулся Гансочка, — я никогда не употребляю алкоголь.
Он прямо так и сказал: "Не употребляю алкоголь", клянусь.
Заварила дредам чаю, он выбрал зеленый, с лимоном, без сахара, мы с Ксюхой освоили упаковку испанского белого вина, в основном под разговоры трейсера о себе:
— Паркур — это командная дисциплина, девчонки. Практически любой трейсер находится в группе товарищей, и лишь единицы предпочитают существовать отдельно от остальных, отшельники. Часто трейсеры и вне тренировок тусуют вместе… Потому что одно из главных правил паркура: быть сильным, чтобы быть полезным. Нужна нерушимая убеждённость, понимаете, что все члены команды придут на помощь в любой, самой отстойной ситуации. Команда — это команда.
— А девушки у вас в команде есть? — подозрительно спросила Ксюха, замерев со стаканом на полпути ко рту.
— Девушки в паркуре — вообще-то редкость, но всё же они есть. Большинство из них занимается паркуром типа как фитнесом, для поддержания формы или там фигуры. Но встретить настоящую девушку-трейсера практически невозможно.
Ксюха успокоенно отхлебнула вина.
— Кстати, — заметила она, — лучше бы глинтвенйн. Холодно сегодня.
— Сейчас идеальный образ человека, занимающегося паркуром, — это Робин Гуд, знакомы с Робином Гудом? — подозрительно оглядел нас Ганс, дождался испуганных кивков, и продолжил, — для него не существует границ, он свободен, но в то же время готов помочь всяким людям.
Он помолчал. Покрутил в руках чашку. Уточнил:
— Бедным людям. И я такой, почти идеальный.
Обратила внимание, что почти идеальный имеет все-таки один видимый недостаток — шумно пьет. И говорит с печеньем во рту. Сыпались сдобные крошки.
— Но не только это повлияло на принципы паркура. Французский морской офицер Джордж Херберт много путешествовал по миру и, придя в восторг от пластики одного из африканских племён, разработал "натуральный метод", в основе которого скалолазание, бег, координация, поднятие тяжестей, плавание и прыжки…
— Понятно, — сказала Ксюха, почесав лоб, — бежишь-бежишь такой по городу, хоп — через стену перескочил. Остановился, написал на ней неприличное слово из пятнадцати букв. Хоп — дальше побежал… До следующей стены.
Ганс даже приподнялся в негодовании со стула. Произнес, делая ударение на каждом слове:
— Настоящие трейсеры никогда не пишут и не рисуют на стенах! Среди тех, кто занимается паркуром всерьёз, принято уважать чужую собственность.
Потом трейсер Ганс попросился в интернет, чтобы выложить на "YouTube" свой новый ролик.
— А кто тебя записывает? — поинтересовалась я, — что, кто-то гонится за тобой с камерой на плече?
— Угнаться за трейсером, чтобы заснять прохождение трассы, посторонний человек не сможет, — важно ответил Ганс, — я сам снимаю, специальной портативной камерой. Для спортсменов.
Мы с подругой вышли на кухню, она закурила, затребовав блюдечко для пепла.
— Где ты нашла-то его, — тихо спросила я, — такого орла?
— Метро "Проспект Вернадского", — ответила Ксюха, с удовольствием затягиваясь, — они там тренируются, с ребятами. Им хорошо, где мрамора нет и плитки — плохое покрытие для занятий…
— Ксюш, — сказала я ещё тише, — а пусть он домой едет. Поговорить надо бы.
— Что-то случилось?
— Ага.
— Рассказывай.
— Прогони трейсера.
— Блин, ну что ты, как дурочка! Куда я его прогоню! Какое домой, ты что! Он в Орехово-Зуево вообще живет. Жопа Подмосковья. Мы ко мне потом пойдем, ты что!
— Ты что, его уже у себя поселила? — прифигела я, — ты совсем уже, да?
— Ничего не поселила, — с достоинством ответила Ксюша, — но если бы ты знала, какое у него тело!..
Советоваться с ополоумевшей подругой мне расхотелось. Через полчаса они ушли, помахали рукой снизу, от подъезда. Вышла, прогулялась
Самое начало[т10].
Утром любого дня я почти счастлива. Даже в этой пустой квартире, слишком большой для меня одной. Это вечером я могу заливать слезами красное мягкое кресло со сложным названием, начинающемся со слова "релакс", затравленным зайцем бояться выйти из желтого торшерного круга и вслух обращаться к безнадежно молчащему телефону: позвони, это просто невозможно же, ну!..
А утром я не включаю свет, умываюсь в темной ванной, радостный плеск воды, зубная паста, шампунь и жидкое мыло пахнут ванилью, люблю этот запах. Варю кофе на чуть желтеющем огне самой мелкой конфорки, тень от джезвы странно содрогается на слабо освещенной эмалированной крышке плиты. Выжимаю в чашку с хризантемами — цветами августа — лимон. Включаю компьютер, набираю короткий пароль, читаю все эти бессмысленные сообщения о файлах, ожидающих записи на компакт-диск, об обновлении сигнатур вирусов, открываю почтовый ящик на мейле, почтовый ящик на яндексе, деловых сообщений пока не смотрю, имею право. Открываю письмо от сына, иногда два или три, запиваю слова моего мальчика кофе, быстро набираю первый ответ ему на сегодня, обычно я ещё пишу ему в обед и вечером, обязательно вечером.
Но тот день предполагался необычным, литературный редактор Смирнов праздновал выход своей второй книги. Название ее мне не запомнить никогда, то ли Кровавый марсианский рассвет, то ли Неожиданный закат Земли, нечто фантастическое, и я была звана к нему на дачу.
Собиралась неохотно, во-первых, надоели протокольные тусовки, во-вторых, не совсем понятна была форма одежды, Смирнов отказался отвечать на вопросы, и однообразно повторял: сама приезжай, главное, сама приезжай. Если предположить, что все дамы соберутся в платьях-коктейль и с сумками-клатч, то мне надо вытаскивать из шкафа тоже что-то такое, на лямках и с кусками рваных кружев. Делать этого не хотелось, и я, напоминая себе восьмиклассницу, позвонила Эве, бывшей эстонке, тоже приглашенной — как художнице проекта.
Эва собиралась ехать в джинсах и майке, я порадовалась и быстро погладила кашарелевский топ с маленьким черным бантом. Джинсы гладить и не подумала, они от этого портятся. Поехала "за рулем", что давало возможность не торчать на празднике целый день, а спокойно отправиться домой — при первых признаках опьянения светского общества. Волосы подколола наверх, такой тугой пучок, срепляется палочками.
Забрала Эву, действительно, в джинсах, действительно, в майке: темно-синяя, вышитая живыми растениями, с ручками-ножками и глазками, я какое-то время порассматривала ее, настроение заметно улучшилось, предстоящее мероприятие перестало казаться бесконечным и тоскливым.
По пути захватили еще Маркелову, она-то как раз щеголяла в прозрачном платье и многократно обернутых вокруг крепкой шеи жемчугах. Выехали на Киевское шоссе. Смирновский дом располагался в Черничных Полях. Маркелова с места начала рассказывать, что купила свое прозрачное платье в Сан-Мало, и что впервые пробовала там лягушачьи лапки.
— Совершенно обыкновенное белое мясо, — делилась Маркелова, — напоминает по вкусу кролика.
— Кролика непросто приготовить, — заметила Эва, поворачиваясь к ней с переднего сиденья, — правильно приготовленный, он не похож на курицу…