Филодокс. О тебе, Симбул.
Симбул. Обо мне?
Филодокс. Именно.
Симбул. Богам, которые какают, — грош цена. Филодокс. Если не лжет пословица, что всякий, помогающий смертному, — это бог, ты можешь быть для меня богом.
Симбул. Верна ли пословица, пусть судят другие; что до меня, то я в любом случае с полной охотою приду на помощь другу, если сумею.
Филодокс. Не бойся, Симбул, я не в долг хочу просить. Совет — святая вещь; только совет мне и нужен.
Симбул. Но это как раз и значит «просить в долг», потому что эта услуга должна быть взаимной, как, впрочем, и все остальное между друзьями должно быть взаимным и общим. Но по какому делу желаешь ты выслушать мой совет?
Филодокс. Мне опротивела безвестность. Я хотел бы прославиться. Укажи мне путь.
Симбул. Вот тебе наикратчайший: возьми за образец Герострата, который поджег храм Дианы[651], или его двойника, Зоила, который очернил Гомера[652], или придумай еще какой-нибудь достопамятный поступок — и будешь αοιδιμος[653] вместе с керкопами и неронами[654].
Филодокс. Славы в преступлениях пусть ищут другие, а мне нужно имя доброе и честное.
Симбул. Тогда выкажи себя таким, за какого желаешь прослыть.
Филодокс. Но многие, хоть и были наделены замечательными достоинствами, известности все же не достигли.
Симбул. Верно ли это, не знаю, но если и случится так, как ты говоришь, доблесть служит обильною и Щедрою наградою за самое себя.
Филодокс. Ты рассуждаешь правильно и вполне по-философски, но, мне кажется, так уж устроена человеческая жизнь, что слава для доблести — первейшее украшение. Доблесть так же любит признание, как солнце любит светить, хотя бы уже по одному тому, что признанная доблесть приносит пользу очень многим и очень многих побуждает к подражанию и соревнованию. Наконец, я не вижу собственности более прекрасной, которую родители могли бы оставить своим детям, нежели бессмертная память о достойном имени.
Симбул. Сколько я понимаю, ты жаждешь славы, приобретенной доблестью.
Филодокс. Разумеется!
Симбул. Ну, что же, поставь себе в пример тех, кого восхваляют все писатели и все книги, — Аристида, Фокиона, Сократа, Сципиона Африканского, обоих Катонов, Старшего и Утического, Марка Брута и им подобных, старавшихся сослужить самую лучшую службу своему государству и на войне, и в мирное время. Это поле славы самое тучное.
Филодокс. Но среди знаменитых мужей, которых ты назвал, Аристид был приговорен к изгнанию, Фокион и Сократ выпили цикуту, Эпаминонду грозила смертная казнь[655] и Сципиону тоже, Катон Старший был под судом четырежды, Катон Утический и Брут покончили с собой. А я бы хотел славы, не омраченной ненавистью.
Симбул. Но этого даже Геркулесу, родному своему сыну, не дал Юпитер. Столько чудовищ одолел он доблестью, а последняя битва была с гидрою, самая упорная из всех битв.
Филодокс. Славе Геракловых подвигов я не завидую нисколько. Лишь те кажутся мне счастливцами, кому досталось доброе имя, ни завистью, ни ненавистью не омраченное.
Сим бул. Я вижу, ты хочешь жить приятно; потому и страшишься зависти. И ты прав — κακιστον ув εστί θηριον[656].
Филодокс. Так оно и есть.
Симбул. Стало быть — λαθε βιωσας[657].
Филодокс. Но это означает смерть, а не жизнь!
Симбул. Теперь я понял, чего ты домогаешься. Тебе хотелось бы нежиться на солнцепеке, не отбрасывая тени.
Филодокс. Ну, это-то невозможно.
Симбул. Но ничуть не более возможно достигнуть славы, не омраченной ни малейшею завистью. За достойными поступками сама собою следует слава, славу сопровождает зависть.
Филодокс. И все-таки можно стяжать славу без зависти, как внушает нам старик из комедии[658]:
Симбул. Если ты стремишься к славе, которую юный Памфил[659] приобрел послушанием и уступчивостью, там же, откуда заимствовано изречение, ты найдешь средства достигнуть того, чего ищешь. В любых обстоятельствах помни: ничего сверх меры; всего лучше средина; будь снисходителен к чужим нравам, на легкие изъяны смотри сквозь пальцы. Не упрямься, не держись чересчур упорно за собственное мнение, но старайся приноровиться ко вкусам других людей; никого не оскорбляй, никому не перечь, со всеми будь обходителен.
Филодокс. К молодым почти все благосклонны, и в юные годы не стоит большого труда стяжать такую славу. Но я бы хотел громкого имени, которое прозвучало бы по всему миру, с годами становилось все известнее и, наконец, за могилою просияло бы еще ярче.
Симбул. Я одобряю твою благородную решимость, Филодокс. Но если ты желаешь славы, приобретенной доблестью, то высшая доблесть — в том, чтобы пренебречь славою, высшая похвала — в том, чтобы не искать похвал, которые сами гонятся за убегающим от них. Берегись: чем настоятельнее преследуешь ты эту цель, тем более рискуешь обмануться.
Филодокс. Я не απαθής[660] стоик: человеческие страсти мне не чужды.
Симбул. Если ты признаёшь себя человеком и не отказываешься от человеческого жребия, почему же тогда охотишься за тем, что недоступно и богу? Ты ведь знаешь изречение Феокрита, столько же верное, сколько изящное и тонкое, что Юпитер ни ясным небом, ни пасмурным всем угодить не способен.
Филодокс. Возможно, что без дыма огня не бывает, но бывают ακαπνα[661]. Если слава, вообще не омраченная облачком недоброжелательства, недостижима, мне думается, существуют все-таки средства, чтобы зависти примешивалось как можно меньше.
Симбул. Значит, ты хочешь услышать об этих средствах?
Филодокс. Очень хочу.
Симбул. Выказывай доблесть умеренно — менее будешь обременен завистью.
Филодокс. Но слава, если она не замечательна, — это не слава.
Симбул. Вот тебе самый надежный путь: соверши что-либо прекрасное и умри — и будешь прославлен без зависти вместе с Кодрами, Менекеями, Ифигениями, Курциями и Дециями. [662]
Филодокс. Сказать откровенно, я действительно хочу оставить в наследство детям и внукам славное имя, но плоды этого хотел бы пожать еще при жизни.
Симбул. Хорошо, дольше томить тебя не стану. Вернейший путь к славе — это заслуги как перед частными лицами, так и перед государством. Тут потребны две вещи: готовность помочь и щедрость. Щедрость, однако, следует сдерживать так, чтобы, давая одним, не приходилось отнимать у других. Подобная широта вызывает больше досады у достойных людей, чем одобрения у недостойных. И затем, похвала от недостойных — это скорее позор, нежели слава. К тому же, источник щедрости истощается непомерными раздачами, тогда как доброта, состоящая в одолжениях и услугах, дна не имеет. Наоборот, чем больше черпаешь, тем обильнее бьет ключ.
Далее, есть многое, что и зависть смягчает, и умножает славу, да только никто не в силах доставить себе #ти преимущества сам — они достаются нам без трудов и безвозмездно, по милости божества.
Но телесной красоты никто себе не добудет. Очень много достоинства сообщает знатность происхождения; но и это подарок судьбы. Так же следует судить о богатстве, честно приобретенном дедами и прадедами и дошедшем до нас: и его никто себе сам не доставит. К этому роду благ принадлежат и острота ума, и приятность речей, и обаяние, и обходительность — качества не благоприобретаемые, но врожденные. И наконец, какая-то загадочная пристойность, нет, мало, — удачливость: их действие мы наблюдаем ежедневно во многих людях, но причин объяснить не умеем. Разве не доводится нам видеть, как разные люди действуют или говорят одинаково, и тот, кто действовал или говорил хуже, встречает пылкую признательность, а кто лучше — неодобрение. Иные из древних приписывали это гениям: каждый человек, говорили они, удачлив в том, для чего он рожден, и, напротив, мало успеет тот, кто берется за дело вопреки Минерве и наперекор своему гению.
651
По преданию, храм богини Дианы в малоазийском городе Эфесе, считавшийся одним из «семи чудес света», был подожжен Геростратом, который мечтал любой ценою обессмертить свое имя. Эфесяне казнили поджигателя, и по всем греческим городам Малой Азии был принят закон, запрещающий произносить его имя, чтобы оно изгладилось из памяти людей. Закон этот, однако, как мы видим, не достиг своей цели.
652
Зоил — греческий грамматик IV в. до н. э. Он получил прозвище «Бича Гомера» за беспощадную критику гомеровских поэм.
654
Керкопы — в греческой мифологии злые демоны или злобный народец, обращенный богами в обезьян. Римский император Нерон (54—68) остался в памяти потомства как образец жестокого и злобного тирана.
655
Эпаминонд (411—362 гг. до н. э.) — замечательный фиванский полководец и государственный деятель. Он возглавлял необыкновенно удачный поход против Спарты, но по возвращении на родину был привлечен к суду за то, что оставался в должности командующего на четыре месяца дольше срока, предписанного законом.
659
Герой той же комедии Теренция; к нему обращена сентенция старика Симона, приведенная выше.
662
Кодр — легендарный царь Аттики, пожертвовавший собою ради того, чтобы спасти свою страну от чужеземного завоевания. Менекей — знатный фивянин, совершивший такой же подвиг, как Кодр. Ифигения — см. прим. к «Неравному браку», к словам А его дочь Ифигению? Марк Курций — римский юноша, бросившийся в пропасть, которая разверзлась посреди города Рима; оракул возвестил, что она не закроется до тех пор, пока кто-либо из лучших граждан не пожертвует собою добровольно. Деции — два представителя одного римского рода, отец и сын, сознательно и умышленно отдавшие жизнь ради победы над врагом, первый — в 340 г. до н. э., в войне с латинянами, второй — в 295 г. до н. э., в войне с самнитами. Античная традиция присоединяла к ним еще третьего, внука, по-видимому — безосновательно.