Иоанн. Что за средство? Открой, пожалуйста.
Эфорин. Края кувшинного горла натирают чесноком. Этот запах отпугивает змей.
Иоанн. О чем же думал Гораций, когда писал, что чеснок — яд, страшнее цикуты, тогда как, по твоим словам, это противоядие?
Эфорин. Но выслушай историю еще более невероятную. Бывает, что змея подберется тайком к спящему и через открытый рот скользнет в желудок.
Иоанн. А разве человек, заполучивши такого постояльца, не умирает мгновенно?
Эфорин. Нет, но жизнь влачит самую несчастную, и нет ему никакого облегчения, кроме как кормить гостью молоком и прочими любимыми змеиными кушаньями.
Иоанн. А справиться с этой бедою никак нельзя?
Эфорин. Можно — если до отвала наесться чесноку.
Иоанн. Не удивительно, что жнецы любят чеснок.
Эфорин. Но есть и другое средство, помогающее людям, изнуренным жарою и работой: в этих обстоятельствах крохотная ящерица нередко спасает человека.
Иоанн. Как так?
Эфорин. Едва почует змею в засаде, принимается бегать по лицу и по шее спящего и до тех пор не перестает, пока не разбудит его, щекоча когтями. Проснувшись и увидев рядом с собою ящерицу, человек тут же догадывается, что его подстерегает враг; он старательно озирается и находит змею.
Иоанн. Дивный дар природы!
Эфорин. Нет животного, более враждебного человеку, чем крокодил. Он часто проглатывает людей целиком и злобу соединяет с хитростью: набравши воды, он смачивает ею тропинки, которыми ходят к Нилу по воду люди, — чтобы сожрать всякого, кто поскользнется… От тебя, конечно, не укрылось, что дельфин — φιλάνθρωπος[703], хоть и родится в иной стихии.
Иоанн. Я слыхал знаменитую историю про мальчика, которого полюбил дельфин, и еще более знаменитую — про Ариона[704].
Эфорин. И при ловле лобанов рыбаки используют дельфинов наподобие охотничьих собак. Получивши свою долю добычи, дельфины уплывают, а если за ловлею в чем-либо оплошали, терпеливо выслушивают порицания. Часто они являются плывущим по морю, весело резвясь и играя в волнах, иногда подплывают вплотную к судну и прыгают, проносясь над раздутыми парусами — до того они радуются общению с людьми. Но насколько предан дельфин человеку, настолько же непримирима его вражда к крокодилу. Он покидает море и смело входит в Нил, где царят крокодилы, чудовища, вооруженные клыками, когтями и чешуей, которая несокрушимей железа, меж тем как сам он и укусить-то по-настоящему не способен, потому что рот у дельфина обращен к груди. Но он мчится на врага вихрем, а подлетевши почти вплотную, вдруг ныряет и спинным плавником пропарывает мягкое брюхо — единственное уязвимое место у крокодила.
Иоанн. Удивительно, что любое животное мигом узнает своего недруга, хотя бы и никогда не виданного прежде, и что знает, как напасть, и откуда грозит опасность, и как от нее защититься. Человеку же в этом отказано. Он даже василиска не боится, если его не предупредить заранее или если горький опыт не научит.
Эфорин. Лошадь, как тебе известно, рождается, чтобы служить и покоряться людям. Ее заклятый враг — это медведь, вредный для человека зверь. Лошадь узнает его, даже если видит впервые, и тут же изготавливается к бою.
Иоанн. Каким оружием она пользуется?
Эфорин. Скорее ловкостью, чем силой. Она перескакивает через медведя и в самый миг прыжка бьет задними копытами в голову. А медведь тем временем старается вцепиться когтями в лошадиное брюхо.
Аспид жалит человека насмерть; с ним воюет ихневмон, который и крокодилу не дает пощады. Сходные чувства питает к человеку слон: заблудившегося путника он ласково выводит на дорогу, а учителя своего и помнит и любит. Приводят и случаи преданной любви слонов к определенным людям. Так, один слон в Египте горячо привязался к торговке венками, возлюбленной грамматика Аристофана[705]. Другой любил сиракузского юношу Менандра и, не видя его, тосковал так, что отказывался от пищи. Этих примеров бесконечное множество; вот еще один, напоследок. Царь Бокх[706] решил казнить самой жестокою смертью тридцать человек и велел привязать каждого к шесту и бросить тридцати слонам. Особые прислужники бегали взад-вперед, стараясь раздразнить животных, но так ничего и не достигли: слоны не стали орудиями царской свирепости. У этого животного-φιλανθρωπω идет война с индийскими драконами, — как говорят, самыми крупными среди драконов, — война до того отчаянная, что часто битва кончается гибелью обоих противников. А дракон нападает на человека даже без всякого повода. Подобная же вражда у орла с малыми драконами, тогда как для человека орел безвреден, более того — иногда, как сообщают, испытывает страсть к молодым девицам. Та же птица ведет истребительную войну с циминдой, то есть ночным ястребом. Слон ненавидит также мышей, — тварей неприятных и для человека, — он никогда не возьмет корма, если заметит в нем мышь. Причина этой ненависти настолько же непонятна, насколько объясним страх перед пиявками: проглотив пиявку вместе с водою, он мучится самым ужасным образом.
Едва ли есть животное более дружественное человеку, чем собака, и более враждебное, чем волк, — одним своим взглядом он лишает нас дара речи. Между собою волк и собака лютые враги, ибо волк до крайности опасен овечьему роду, который целиком зависит от человеческой заботы, и особый долг человека — оберегать безобидное существо, созданное для его пропитания. Против волка же, словно против общего врага рода человеческого, ополчаются все, и в первую очередь — собачья рать. Это даже в пословицу вошло: «Пощадим не более, чем волка».
Морской заяц, если отведать его по неопытности, для человека смертельный яд; но и для морского зайца прикосновение человека — это смерть.
Пантера свирепа и безжалостна к человеку, а гиены боится до того, что даже встречи с нею не может вынести. Отсюда сведения, что, если иметь при себе любой предмет из кожи гиены, пантера не нападет; вот как тонко природное чувство. Еще рассказывают, что если шкуры обеих повесить друг против друга, шерсть пантеры вылезает.
Паук для человека — домашнее животное, для змеи — смертельная опасность. Заметив случайно под деревом змею, которая греется на солнышке, наук спускается, раскачиваясь на своей нити, и вонзает жало прямо в лоб; и рана до того тяжела, что змея от боли вертится волчком, а после издыхает. Слышал я от очевидцев, что такой же самый раздор у паука с жабами; только жаба, укушенная пауком, излечивается, если погрызет листок подорожника.
Послушай, что рассказывают в Британии. Ты, верно, знаешь, что пол в комнатах там устилают зеленым камышом. Один монах принес к себе в келью несколько вязанок камыша про запас. После обеда он уснул, лежа на спине, и тут из камыша выползла громадная жаба и заткнула спящему рот, вцепившись двумя лапками в верхнюю губу и двумя в нижнюю. Попытаться снять жабу означало верную смерть, но терпеть было горше самой смерти. Кто-то посоветовал поднести монаха — все так же на спине — к окну, где сплел паутину громадный паук. Так и сделали. Скоро паук завидел врага, спустился, ужалил жабу и по той же нити вернулся к себе. Жаба раздулась, но не тронулась с места. Паук нападает снова; жаба раздувается еще больше, но все жива. Лишь с третьим укусом разжимает она лапки и падает мертвой. Так отслужил паук своему гостеприимному хозяину.
Иоанн. Поразительно!
Эфорин. А теперь расскажу не то, что читал, а что видел собственными глазами. Обезьяна сверх всякой меры боится черепахи. Этому образец нам показал один приятель в Риме. Он положил на голову слуге черепаху, прикрыл ее шляпой и подвел юношу к обезьяне. Животное радостно вспрыгнуло ему на плечи, готовясь поискать в голове, но, сбросив шляпу, обнаружило черепаху. Удивительно было наблюдать, в каком ужасе обезьяна отскочила и как робко озиралась, не гонится ли за нею черепаха.
704
Арион — греческий поэт и музыкант VII—VI вв. до н. э. Ни одно из его произведений не сохранилось. Ходила легенда о чудесном спасении его от смерти. Арион возвращался в Грецию из Италии, где выступал в разных городах и приобрел много денег. Моряки польстились на богатства певца и решили его убить. Арион попросил у них разрешения спеть перед смертью. Закончив песню, он в парадном наряде певца, с кифарой в руке бросился в море, но дельфины, привлеченные и очарованные его пением, подхватили Ариона на спину и вынесли на берег.
705
Аристофан из Византия, крупнейший греческий филолог III в. до н. э. Он заведовал царской библиотекой в Александрии.