– Приказ есть приказ, – сказал Добсон. – Я находил для вас оправдания, но, если вы не получите визу сегодня, вас арестуют и отправят в Египет.
– Дорогой мой! У меня же нет ни гроша.
– Отправьте счет мне. Вычту из вашего содержания.
Тем утром, прежде чем покинуть квартиру, Якимов решил поискать, не найдется ли там чего-нибудь полезного. Гай беспечно обращался с деньгами. Якимов не раз находил и присваивал банкноты, которые выпали из кармана Гая вместе с носовым платком. Раньше он не искал деньги специально, но сегодня его обуяла такая тоска, что он решил, что ему причитается всё найденное. В спальне Принглов он порылся в штанах и сумках, но ничего не нашел. В гостиной он порылся в ящиках буфета и письменного стола и некоторое время разглядывал корешки чековых книжек, в которых значились платежи в лондонские банки от лица местных евреев. Поскольку Дракер как раз ожидал суда по обвинению в торговле на черном рынке, Якимов некоторое время обдумывал возможность шантажа. Но дело представлялось невыгодным. Торговля на черном рынке была так распространена, что даже теперь евреи только посмеялись бы над ним.
В центральном ящичке письменного стола он обнаружил запечатанный конверт с надписью «Совершенно секретно» и пришел в восторг. Он был не единственным, кто подозревал, что деятельность Гая в Бухаресте была далеко не такой невинной, как могло показаться. По мнению Якимова, приветливый, добродушный, отзывчивый Гай идеально подходил на роль агента.
Конверт был неплотно запечатан и открылся от первого же касания. Внутри лежал план – чего же? Трубы или колодца. Наслушавшись разговоров о саботаже в Английском баре, Якимов решил, что перед ним план нефтяной скважины. Отметка на плане гласила: «Детонатор». Это был набросок, подсказывающий неопытному саботажнику, где разместить взрывчатое вещество.
Вот это находка! Он закрыл пустой конверт и положил его обратно, а план сунул в карман. Еще не придумав, какую бы пользу из него извлечь, Якимов уже представлял, как весело будет демонстрировать его в Английском баре в подтверждение многотрудных миссий, возложенных на него королем и страной. На мгновение его охватил восторг. Затем он поплелся к консулам, и план был позабыт, а восторг улетучился.
Пользуясь моментом, консулы ломили втридорога. Якимов, у которого одна мысль о подобных тратах вызывала гадливость, получил визы в Венгрию, Болгарию и Турцию. Осталась только Югославия – страна, откуда его выставили девять месяцев назад, отобрав его автомобиль за долги. Он с отвращением вошел в югославское консульство, отдал свой паспорт, после чего – как и предполагал – был вынужден ожидать целых полчаса.
Наконец вручив Якимову паспорт, клерк сделал такой жест, словно задергивал между ними невидимые шторы.
– Zabranjeno! – сказал он.
Якимову отказали в визе.
Всё это время он надеялся, что однажды сможет одолжить у кого-нибудь сумму, достаточную для покрытия долга, и заберет свою «Испано-Сюизу». Теперь же его лишили такой возможности.
Шагая по Каля-Викторией, он чувствовал, как его возмущение набирает силу, подобно расстройству желудка. Он тосковал по своему автомобилю – последнему подарку милой старушки Долли, последнему артефакту их чудесной жизни (если не считать остатков его гардероба). Вдруг эта потеря разрослась до размеров настоящего горя. Он решил, что ему необходимо увидеть Добсона, а перед этим – утешить себя выпивкой.
Во время подготовки спектакля Гай водил Якимова в «Две розы», чтобы сохранять над ним контроль. Но Гай – простой человек – пил всего-навсего пиво и țuică и не видел в этом ничего дурного. Якимов же всей душой стремился к более утонченному обществу, собиравшемуся в Английском баре. Как только спектакль был позади, он пришел туда, рассчитывая, что его встретят почестями и аплодисментами, однако его ждало разочарование. Его появление не просто прошло незамеченным – вокруг были одни незнакомые лица. В баре было куда больше народу, чем он когда-либо видел. Изменился даже сам воздух: теперь здесь пахло не сигаретами, но сигарами.
Пробираясь сквозь толпу, он слышал вокруг одну только немецкую речь. Подумать только, немцы в Английском баре! Он вытянул шею, пытаясь найти Галпина или Скрюби, и вдруг осознал, что, кроме него, здесь нет англичан.
Пока Якимов пытался добраться до барной стойки, его довольно враждебно толкали. Когда он сказал какому-то здоровяку: «Осторожнее, дорогой мой», тот буквально отшвырнул его в сторону с возгласом: «Verfluchter Lümmel!»[13]
Якимов был выбит из колеи. Он поднял руку, пытаясь привлечь внимание Альбу, который всегда держался так сдержанно, что считался образцом английского бармена. Но Альбу даже не взглянул в его сторону.