Шварц улыбался добродушно, дружелюбно и сочувственно:
— Мои контакты к делу не относятся. Просто в природе существует гармония, единство, и я это понимаю. А ты, Политик, — нет, и не хочешь этого понимать, в этом твоя основная проблема. Ты боишься природы.
— И как это связано с занятием сексом? — огрызнулся Бланканалес.
— Да никак. Я только хочу...
— Ну, слава Богу! Наконец он это признал!
— Признал что? Я говорю о...
Болан широко улыбался, наслаждаясь короткой передышкой. Атмосфера, царившая в фургоне, как нельзя лучше отвечала понятию «отдых в кругу семьи». Большее было ему недоступно. Но желанная передышка длилась недолго.
Он как раз проехал мимо огромной арки и выехал на шоссе номер 1-44, которое вело к «Стоунхенджу», когда послышался тонкий прерывистый писк.
— Что это? — спросил Бланканалес, разом прервав треп, затеянный с одной лишь целью — снять напряжение.
— Телефон, — ответил Болан.
— И кто это может быть?
— Если честно, то мне абсолютно безразлично, — заявил Мак с мрачной улыбкой.
Но телефон продолжал пищать.
— Может это Тони, — предположил озабоченный Бланканалес. — Она знает...
Болан вздохнул.
— Да. Она знает. Возьми трубку.
Бланканалес выслушал собеседника на том конце провода, подтвердил бортовой телефонный номер, потом нахмурился и сказал:
— Минутку.
Он прикрыл микрофон рукой и обратился к Болану:
— Междугородный вызов. Какой-то парень хочет говорить с Ла Манчей.
Болан протянул руку за трубкой.
— Ла Манча слушает.
В трубке зазвучал обеспокоенный голос Лео Таррина, еще одного члена этой «семьи».
— Послушай, сержант, я не хотел звонить тебе...
— Тогда зачем ты это делаешь?
— Потому что рядом со мной стоит парень по фамилии Болан и держит пистолет у моего виска.
— Не понял!
— Да все ты понял! — воскликнул лучший друг Мака Болана. — Его зовут Болан, и ты ему позарез нужен.
В мире Мака Болана события часто развивались совершенно непредсказуемым образом.
Глава 10
— Твой младший брат, — с глубоким вздохом пояснил Таррин. — Думаю, у него крыша поехала. У него в руке новенький «кольт» сорок пятого калибра и он уверяет меня, что, не задумываясь, пустит его в ход... И если честно, сержант, — это у вас, наверно, семейное, — я ему верю, у меня мурашки по спине бегают. Поэтому я решил, что лучше мне позвонить тебе.
— Извини, Лео, — ответил Болан, — дай ему трубку.
— Нет, он на это не согласен. Думаю, он боится, что ты его отговоришь.
— От чего?
— Твой братец настаивает на личной встрече. С глазу на глаз. И чтобы быстро, немедленно, лучше всего прямо вчера.
— Лео! Я не могу... мы тут уже заварили кашу и находимся в самом пекле.
— Я знаю. И Джонни тоже знает. И весь остальной мир. Но он настаивает на встрече. И я думаю, что будет лучше, если мы как-то уладим эту проблему.
Болан сокрушенно вздохнул.
— Это не похоже на Джонни, Лео. Должно быть его сильно прижало.
— Ну, по правде говоря, у нас тут произошли кое-какие неожиданные события, но Джонни клянется разнести мне башку, если я хотя бы заикнусь. Он хочет рассказать тебе обо всем сам, с глазу на глаз.
У Болана от нехорошего предчувствия сжалось сердце.
— Что-нибудь с Валентиной?
— Э-э, нет... не в этом дело... Слушай, через час от нас в Сент-Луис вылетает самолет. Позволь нам прилететь этим рейсом. Забудь про пистолет и поверь мне на слово — парню действительно нужно с тобой встретиться. Это можно как-то устроить?
Больше Болан не колебался и принял решение с характерной для него быстротой.
— Ладно. Удвойте осторожность, проследите, чтобы за вами не было хвоста. Надень на парня черные очки и прикажи, чтобы он их не снимал. Джонни, конечно, знает, во что и по каким правилам мы играем, но ты освежи ему память. В аэропорту есть мотель. Зарегистрируйся там под своим собственным именем. А дальше идите к себе в номер и носа не высовывайте, пока я сам вас не разыщу. Когда вы рассчитываете появиться?
— Ну, скажем, в середине дня.
— Хорошо. Я подъеду в мотель, как только появится возможность. А теперь скажи Джонни, что я велел ему отдать тебе пушку.
— Да... э-э... все в порядке, она у меня. Он просит передать тебе, что вовсе не свихнулся. Ах ты, черт! Пистолет-то игрушечный! А выглядит как настоящий!
Болан ухмыльнулся.
— Передай ему, чтобы продолжал в том же духе. Я ему верю и все понимаю. Увидимся, как только я малость освобожусь. И, Лео... спасибо.
— Кончай, Мак. Просто скажи «до свидания».
— До свидания, Лео.
Болан вернул трубку Бланканалесу и сказал:
— Личные вопросы, семейные дела... Однако, придется ими заняться.
— Братец Джон?
— Угу.
Шварц теперь сидел на полу между ними, спиной к панели управления.
— Он писал мне во Вьетнам. И Синди тоже. Очень жаль, но я так и не удосужился ответить на их письма. Нет у меня склонности письма писать.
— Сколько ему сейчас — шестнадцать?
— Шестьдесят, — мрачно ответил Болан.
— Грязное дело, — проворчал Бланканалес, имея в виду семейную трагедию Болана. — Пареньку, конечно, тяжело.
— А я не слишком облегчил его ношу, — скривившись, проговорил Болан. — Из всей семьи у него остался только я. Но я лишил его даже своего общества.
— Он уже в том возрасте, когда люди все понимают, — попытался подбодрить Болана Бланканалес.
— Понимать — одно дело, а жить с таким грузом на душе — нечто другое, — мягко возразил Болан. — Мы с Джоном говорили об этом. До того, как я объявил войну. Конечно, он парень с характером. Джонни понимал, чем кончится моя авантюра, но только подбадривал меня. И сейчас это делает. Но... черт возьми, не дай Бог еще кому-нибудь такую жизнь.
— А мои старики умерли, когда я был во Вьетнаме, — вмешался в разговор Шварц. — Они действительно были уже старые. Но все равно, тоскливо становится, когда временами их вспоминаю.
Бланканалес внимательно посмотрел на приятеля.
— Ты об этом никогда не говорил, Гаджет.
Электронный гений пожал плечами.
— Я был поздним ребенком. Единственным. Отец гордо дал мне свое имя, целиком и полностью, а мамуля — свою жизнь, всю — без остатка. А затем в наш тихий мирок ворвался Дядя Сэм и все у них отобрал. Я был призывником-резервистом. Мама хотела, чтобы я смылся в Канаду. Я уж было собрался так и сделать, но отца тогда хватил бы удар. Такого патриота, как он, надо еще поискать: ветеран двух войн, член Американского Легиона, все такое... Ну, я и отправился ко всем чертям во Вьетнам. А потом как-то втянулся. Когда срок службы истек, подписал новый контракт. Я не был даже на похоронах своих стариков. И о смерти их узнал только через две недели. Когда вернулся с тропы Хо Ши Мина.
— Они что — умерли одновременно? — спросил Болан.
— С разницей в один день. Сначала мама. Умерла во сне, в постели, которую они делили сорок два года. Думаю, отец так и не оправился от удара. Сердце у него было слабое. Они действительно были как одно целое. Отец всегда говорил, что не намерен дожить до дня ее похорон. Ну и не дожил.
Бланканалес тяжело вздохнул.
— Мы тут всякую чушь несли... а потом вдруг об этом заговорили. Извини, я не знал, Гаджет, что и у тебя есть свои призраки в душе.
— Такова жизнь, — ответил Шварц, внезапно ухмыльнувшись. — Все идет циклами, импульсами, питаемыми из какого-то скрытого источника энергии, а мы всего лишь частотные модуляции в океане мирового эфира, и...
— Прекрати, — серьезно прервал его Бланканалес. — Твои приколы хороши в малых дозах, чтобы напряжение снять, но нельзя же зацикливаться...
Шварц смущенно улыбнулся и ушел в боевую рубку.
— Крепкий орешек, — тихо прокомментировал Политик.
— Да, — так же тихо согласился Мак.