Рассказчик замолчал и, потянувшись, зевнул.
— А ведь мне итти надыть, — сказал он, — заболтался я тут с тобой. Язык мой — враг мой.
— Куда тебе торопиться? — сказал я, — успеешь, на, покури.
— Давай… наказываю я тебя.
— Ничего. Ну, как же ты потом-то… а?…
— Да как!.. Покосил часика два, пошел завтракать, зашел в кусты, а он, гляжу, лежит, не спит, на небо смотрит,) табак курит… «Ну, как, говорю, дела-то, проснулся?.. Напугал ты меня до смерти. Графа ни за что облаял… Узнает отец, плохо тебе будет». — «Ступай ты, говорит, к чорту с графом-то да и с отцом-то вместе… Не боюсь я никого». — «Ну, пойдем, говорю, закусим, устал, небось… Чай, есть захотел, — голова болит?.. Вот, на, поправься…» Достал давешнюю половинку, которую с собой-то взял… подаю ему… Обрадовался он. «А я, говорит, и забыл про нее… Вот спасибо. Завтракать я не пойду… Ты мне захвати сюда, пойдешь назад, хлебушка… А я пока полежу… Не хочется мне туда… Ишь, здесь как гоже… благодать!..» Нечего делать — пошел один. Сел за стол. Аксюшка и косыми на меня не глядит, так все швырком и швыряет… Сам пришел со двора. «А тот-то, говорит, где же! Лодырь-то?» Сказал я. «Ишь ты, говорит, должно, с осени закормлен… Ну шут с ним. Губа толще — брюхо тоньше, наплевать. Ну, как трава?» — «Трава хорошая…» Помолчал и говорю… чорт-то меня за язык потянул… «Графа, говорю, твого приятеля, видели… со станции, должно, домой покатил… Навстречу нам попался под горой…» — «О-о-о!» «Верно». Обрадовался он. «Аксюшь, кричит, слышь, что баит: граф-батюшка приехал»… А она от печки: «а мне наплевать, приехал, так приехал. Много вас тут, графьев-то»… — «Что это ты ощерилась, говорит ей, — смотри, не замай… Это он, батюшка, благодетель, на свои именины прибыл… У нас ноне какой день… пятница? Ну, значит, в понедельник он именинник. Сходку надыть собрать накануне, потолковать с православными, как и что насчет проздравленья. У нас, говорит, с исстари заведено, проздравлять ходить на барский двор с анделом… Теперича все по-другому пошло: старики одни, почитай, ходят… молодые-то неплошь вот тово, не идут, а допрежь все, всем обчеством… Хо-о-о-рошо было! А теперича, говорит, его вдвойне проздравить надо: кроме андела-то с царской милостью, с производством в государственного совета членом. Подарочек какой-нибудь надыть сделать. Барашка, нешто, а? Как думаешь?» — «Да мне-то, говорю, какое дело… По мне хучь мерина, дело ваше». — «А что, говорит, как он вам попался-то, мой-то поклонился ли ему?.. Картуз-то сдернул ли?» — «Поклонился, говорю». — «То-то, мол, а то ведь от него станет»….
Ну, закусил я… пошел опять на покос валы бить… хлеба взял ломоть. Прихожу на то место, где дружка-то милого оставил, гляжу, а он выпил все, полеживает себе, покуривает… «Идешь?» — «Иду. На, хлебушка тебе принес… пожуй». — «Ну что, как там мой чертогон-то, про графа-то ты сказал?» — «Сказал, мол, попался — едет, а насчет лаянья твоего умолчал. Спрашивал: поклонился ли ты, мол, ему. Я говорю: „как же… знамо дело, поклонился“. Хочет, ишь, в воскресенье сход собрать насчет графа-то этого самого… с анделом иттить поздравлять, да с царской с милостью… в члены, ишь, каки-то произвели, — барана, говорит, надо в подарок снесть»… Засмеялся он. — «Ах, говорит, мошенник… вот сволота-то! Ты думаешь, ему граф этот нужен?… Как же, граф!.. Карман ему нужен… целковый… Он за двугривенный с любой свиньей спать ляжет… Поклонился… хы… ах вы, дьяволы серые!»… — «Небось, тебя, говорю ему, граф-то признал, чай?.. Вот отцу-то скажет, а?» — «Наплевать… что я боюсь, что ли?» — «Побоишься… Всыплют хороших в конторе-то, узнаешь… Он, граф-то, лицо большое, скажет слово и каюк, крышка…» — «Небось, не скажет. Им тоже хвост-то прижали, боятся они… Пущай только тронет, — убью и усадьбу до тла спалю»… «Неужели взаправду, доведись такое дело, спалишь?» — «Спалю». — «Поймают — повесят». — «Наплевать, вешай. Всех не перевешаешь»… — «А что ж, думаешь, веревок нехватит на вашего брата?» — «Верно, говорит, нехватит. Мы, говорит, не тараканы, нас морозом не испугаешь»… Подивился я на него опять. «Чудак ты, говорю, я такого и не видывал. Смотри, наскочишь, не сносить тебе головы». Махнул он рукой… поднялся… «Пойдем, говорит, косить…» — Пойдем, — говорю. Свернули еще, покурили… Пошли…
V
— В воскресенье, братчик ты мой, эдак после обеда, часу во втором, стали наряжать на сходку… Хозяин мой пуще всех хлопотал и все это дело, будь он неладен, он оборудовал. От нечего делать и я пошел поболтаться. Послушаю, мол, как они там.