Говоря о большей вокализованности сонорных в периферийных говорах, следует иметь в виду неравномерность, с которой это явление в них представлено, как, впрочем, и все признаки, характеризующие периферийные говоры. Однако неравномерность в проявлении признаков, связанных со степенью вокализованности сонорных, следует подчеркнуть особо. Соотношение звучности и шума, составляющих специфику конститутивных свойств сонорных как класса звуков языка, вообще — очень мобильный признак. И весь класс в целом, и каждый из сонорных в индивидуальном порядке очень тонко реагируют на общий уровень вокальности ~ консонантности фонетической системы и на ее сдвиги по этому признаку в ту или иную сторону. В связи с этим сонорные на разных участках территории периферии ведут себя неодинаково и индивидуально. Так, например, при общей значительной вокализованности звуков, представляющих фонемы ‹л› и ‹в› в периферийных говорах, высокое сонорное качество ‹л› проявляется в большей степени на северо-востоке, тогда как наибольшая вокализованность ‹в› (т. е. реализация ее как [ԝ] и [ў]) характерна преимущественно для говоров юго-запада. Повышенная вокализованность (ј) по имеющимся данным может усматриваться как в северных говорах (ср. выпадение интервокального [й]), так и в говорах запада и юго-запада, т. е. по всей периферии. Однако на разных участках этой общей территории проявление данного признака неравномерно, так как противоположная тенденция к спирантизации ‹ј› в той или иной мере актуализируется (хотя бы факультативно) почти повсеместно, кроме разве северо-востока. Такое «индивидуальное» проявление разными сонорными качеств повышенной вокальности и должно, по-видимому, приводить к неполному совпадению по говорам порядка сонорных в их рядах, построенных по признаку нарастания звучности.
Необходимость дальнейшего изучения диалектных различий, связанных с разной степенью вокализованности сонорных, очевидна. Они должны изучаться в первую очередь в синхронном плане, что потребует разработки специальных программ, особой методики наблюдений и, конечно же, использования звукозаписывающей аппаратуры с последующим инструментальным анализом произведенных записей. В сущности звуковой потенциал сонорных как специфика их физической характеристики в современных диалектных системах совершенно не изучен. Те факты в пользу различной степени вокализованности сонорных в разных говорах, которые приведены выше, кроме очевидного соответствия [ԝ] : [в], как правило, — результат изменения их в тех или иных условиях в другие звуки, обладающие большей или меньшей звучностью (гласные или согласные шумные). Строго говоря, эти факты могут быть лишь свидетельством того, что высокая степень сонорности характеризовала эти звуки в прошлом, в тот момент, когда эти изменения были живым фонетическим процессом. Степень скоординированности этих фактов со свойствами сонорных в современных фонетических системах соответствующих говоров еще предстоит установить, так как следует считаться с тем, что некоторые из них (например, результаты ассимилятивных процессов) в современных говорах могут иметь характер своеобразных «фонетических фразеологизмов», т. е. вкраплений в современную систему элементов, обусловленных ее прошлым состоянием, не объясняемых исходя из ее современных характеристик, но вполне согласующихся с представлением о периферийных явлениях как явлениях архаических, свойственных в прошлом древнерусскому языку.
В свете сказанного есть еще больше оснований для изучения качества сонорных согласных диахронически как источника диалектных различий в истории языка. Выше уже было высказано предположение о том, что удвоение мягких согласных из новых сочетаний с [ј] связано по происхождению с повышенной сонорностью [ј] и первоначально осуществлялось как ассимиляция в группе сонорных. К подобного же рода явлениям с разной степенью очевидности принадлежат, по-видимому, и такие факты в истории языка как, например, развитие второго полногласия в древнепсковском диалекте[44], наличие протез в виде [ԝ] и [ј][45]. Не исключено, что разная судьба редуцированных перед [ј], т. е. само развитие или неразвитие так называемых напряженных редуцированных гласных [y̌] и [ǐ], также определялась разной степенью вокализованности ‹ј› в разных славянских диалектах. На эту мысль наталкивает прежде всего то, что современным восточнославянским диалектам, знающим рефлексы этих редуцированных в виде [ы] и [и], одновременно свойственна и утрата следующего за ними ј в положении конца слова (пи, би — повел. наклонение глаголов пить, бить; молоды — им. п. ед. ч. прил. муж. р.). Это служит указанием на сильно вокализованный характер [ј], близкий к неслоговому [і], соседство которого с [ъ] и [ь], видимо, и определило повышение их подъема с дальнейшей (факультативной) ассимиляцией ими [ј], выявляющейся в позиции конца слова[46].
44
Известно, что это явление обычно в той или иной форме связывается с длительностью или слоговостью сонорных, сохранившихся в этих диалектах вплоть до эпохи падения редуцирования. Точки зрения по этому вопросу см.:
45
См.:
46
Интерпретацию этого явления, близкую к нашей (возможно, отличающуюся только терминологически), дает Ф. П. Филин (Указ. соч., с. 242—243).