И снова покатились вперед боевые деньки, покатились навстречу белой армии красные отряды. Все вокруг были свои, и все было правильно, и Витька легко встроился в привычный порядок, забыв о контузии – на войне контузии дело обычное.
Пленного взяли под Ново-Дмитровской, после жаркого боя, в котором полегла едва не четверть полка. Взяли – громко сказано, мальчишка отстал от своих, брел и крутил головой на тонкой цыплячьей шее. Он даже застрелиться не сообразил, обычно офицерье живым в руки не давалось. Мальчишку сгребли, связали руки за спиной и, подталкивая штыком для бодрости, погнали в станицу, в штаб.
– Это кто у нас такой? – поинтересовался Семка-ротный. – Витюха, ты допроси его по-грамотному.
Пленный же вытаращился на Витьку, будто у того рога выросли.
– Штабс… Откуда вы здесь?..
– Какой я тебе штабс, выродок ты белогвардейский? – спокойно, почти ласково спросил Витька.
– Штабс-капитан Сулеев, – как само собой разумеющееся ответил парнишка.
На допросе он ничего толкового не сказал, и Семка под конец бросил брезгливо:
– Даже стрелять жалко.
– А белая сволочь нашего брата жалеет?! – вскинулся Витька и в ответ на молчание ротного продолжил: – Не жалеет. И нам нечего. Под корень их всех. Галактионов! Васин!
На пороге штабной избы выросли фигуры бойцов.
– В расход!
– Витюха, ты мне вот что скажи… – задумчиво проговорил Семка Михеев, когда пленного вытолкали за дверь. – Как атака была, видал я у белых одного офицера. В упор видал – вот как тебя сейчас. На саблях с ним схлестнулись, а потом развело нас. Так вот – вылитый ты с лица. А теперь этот фамилию твою назвал. Откуда ему знать ее?
Витька сел за стол, уложил подбородок на кулаки и глянул на Семку хмуро.
– Брат у меня был. Похожий один в один, близнец.
– Почему был? Убили?
– Долгая история, – Витька крякнул, сплюнул на неметеный дощатый пол. – Мы с детства неразлейвода были. Куда он, туда и я. Нас и назвали похоже. Меня – Виктором, его – Виталием.
Витька замолчал, уперся взглядом в столешницу.
– И чего? – помог ротный.
– В германскую дело было, в начале еще. Отступали мы сильно, на флангах уже немчура, окружением дело пахло. И вот оставил полковник наш взвод – прикрывать. До вечера продержаться приказал. Выкосило всех, вдвоем мы с Виталькой остались. Но продержались, как велено было – до вечера за пулеметом. А как вернулись, полковник целовал обоих. Герои, дескать. Орден, мол, каждому, и офицерский чин.
– Ну а дальше, дальше чего?
– А дальше и орден был, Святой Анны, и бумага на офицерство пришла. Да вот какое дело – одному только. Может, в штабах попутали, может, еще что. Вот тут пути наши и разошлись.
– Как же так? – ахнул ротный.
– Да так. Тиф меня свалил тогда. Не помню ни черта, как было. С тех пор один раз его только и видал, в Петрограде, юнкерами он, гнида, командовал. Столкнулись, можно сказать, лицом к лицу, на Суворовском. Шмальнул в меня братишка мой, вражина белогвардейская. В упор из трехлинейки шмальнул, так-то вот.
Скачка бешеная была, горячая, в лоб добровольческому конному эскадрону несла она за собой Витьку. Он чувствовал, что почти летит, орал на скаку. Не долетел – грудью нарвался на пулю. Запрокинулся, завалился с коня, головой грянулся оземь. И мир померк.
Над головой было бело, и стоял вокруг монотонный полушум-полушепот. Виталий хотел заговорить, спросить все, но из пересохшего рта высыпалось только:
– Где?..
На лоб легла прохладная рука.
– Тише, голубчик. Вы в госпитале. Это станица Петровская.
В госпитале. Значит, ранен. Наплыло откуда-то воспоминание: он ползет, стискивая зубы, чтобы не кричать. Ползет, падает лицом в жирный кубанский чернозем, и тот одуряюще пахнет весной, парной землей… Долго, бесконечно долго это было, а сколько времени на самом деле прошло – неизвестно.
Затормошили, защипало в груди, дали проглотить что-то горькое, и снова навалился вязкий сон. В следующий раз Виталий очнулся более основательно и начал оглядываться. Выбеленные стены, ширмы, койки, и на соседней – поручик Елагин, еще более тощий, но блеска в глазах не утративший.
– С возвращением, штабс, – ухмыльнулся Елагин и на непонимающий взгляд Виталия добавил: – К живым.
– Спасибо. А вы какими судьбами сюда?
– Обычными. Поймал пулю, загремел в лазарет, потом, как водится, в госпиталь, – махнул рукой Елагин. – Ну а вы, штабс, где вас носило?
– В каком смысле «носило»? – удивился Виталий.
– Вы исчезли под Ольгинской. Ротмистр Полянский своими глазами видел, как вы падали с коня. А потом три недели вас не было. Ни в полку, ни в полковом лазарете вас не видели.