Еще издали он заметил, что сеет только желтый трактор Элекси, а зеленый Гришкин почему-то стоит.
— Неужто уже успел поломаться? — вслух проговорил Павел. — Начинается…
Он подошел к агрегату. Гришка ничего не делает, стоит не у трактора, а около мешков.
— Что случилось?
— А вот иди погляди. Этим мусором сеять не стану. Тут больше куколя и овса, чем гороха. Вместо семенного, сукин сын, прислал фуражный…
— Ты про кого? — не понял Павел.
— Известно про кого — про кладовщика Хабуса.
— Где бригадир?
— Бригадир ушел в село, вы с ним, должно быть, где-то по дороге разминулись… У свояка вон настоящие, чистые. А у меня час уже пропал, и еще сколько прожду — неизвестно. И это в такой день, в такое золотое время!
Слава богу, ждать пришлось недолго. На околице села показалась машина и понеслась прямо к стоявшему агрегату.
Едва машина успела остановиться, из кабины выпрыгнул Федор Васильевич и, заправляя пустой рукав гимнастерки под ремень, закричал сидевшим в кузове возчикам:
— Ну, что там, заснули, что ли? Не видите, трактор стоит? Слезайте! Мигом!
И, не дожидаясь, пока возчики спрыгнут на землю, открыл борт, взвалил на спину мешок и понес его к сеялке. Павлу еще ни разу не приходилось видеть таким деятельным, таким быстрым бывшего заведующего свинофермой. Не узнать мужика! Куда девались его вялость и полное ко всему безразличие.
Павел тоже взялся за мешок. Не прошло и пяти минут, как машина была разгружена и агрегат тронулся.
— Сволочь! Распустил его Трофим Матвеевич, вот он и… — только теперь заговорил Федор Васильевич, свертывая цигарку.
— Ну, теперь он долго будет свою обмишулку помнить, — сказал шофер. — Завтра и на работу-то вряд ли выйдет.
— Пусть попробует не выйти, я еще добавлю…
Оказывается, как узнал Павел из рассказа Федора Васильевича и шофера, вместо того, чтобы отправить семенной горох в поле, в дымину пьяный Петр Хабус отправил его на мельницу для помола на фураж, а фуражный — в поле. Вспыливший Федор Васильевич, ни слова не говоря, так двинул родного брата в ухо, что тот полетел с ног и даже чуть ли не сознание на какое-то время потерял.
— Не стерпел, Павел, — словно бы оправдываясь, говорил Федор Васильевич. — Ладно бы чужой человек, а ведь он мне брат…
Павел не знал, что и сказать бригадиру: хвалить его за мордобой вроде бы не следовало, но и ругать тоже ведь было не за что. Он только и нашелся:
— Разбив дрянь, золота не выкуешь.
— Так-то оно так. Но ты бы и сам небось не стерпел.
— Как бы еще в суд тебя не потащил, — сказал шофер.
— Вряд ли храбрости наберется. Ему с судами дело иметь опасно: как бы самого не засудили. Кто-кто, а сам-то он больно хорошо знает, что нечист на руку. Еще когда я председателем был, снял его с этого хлебного места. Так нет, Трофим Матвеевич снова поставил… — Федор Васильевич сердито заплевал цигарку и повернулся к машине. — Поехали, Федор, и не будем время терять, — и повторил то, что перед ним сказал Гришка: — Золотое время.
А Павел Светлым оврагом зашагал вниз к Цивилю.
Река блестела под солнцем. Полая вода уже сошла, на обнажившихся и пока еще не заросших берегах виден всякий мусор, корни трав, ветки деревьев, а кое-где лежат и целые, вывороченные с корнем деревья. У самой воды пробиваются камыши, зеленеет ивняк.
Пo дальнему берегу Цивиля тянутся черемуховые заросли. Деревья еще голые, но самые верхушки черемух словно бы зеленоватым пухом покрылись. Скоро, теперь уж скоро зазеленеет, а потом и зацветет черемуха!
Должно быть, охотясь за мелкой рыбешкой, вынырнула щука и, пролетев добрый метр по воздуху, снова ушла в воду. Значит, уже можно рыбачить. Да пока, поди, еще не успела уйти и волжская рыба.
Натоптанной тропкой Павел вышел к лесопосадкам. Деревья, посаженные в прошлое воскресенье, пока приживаются вроде бы хорошо. Вот только бы их не подсушил жаркий май, который обещают синоптики.
Сразу же после обеда в райцентр за элитными семенами должны были идти две машины. Павел зашел домой, перекусил и к условленному часу был на месте.
Василий Иванович говорил только о культиваторах. Но когда Павел вошел на двор торгмаша и увидел там блестевшие краской и другие, самые разные машины — у него разбежались глаза, и дрогнуло сердце механизатора. Он купил и культиваторы, и запасные ножи к ним, два тяжелых катка и силосоуборочный комбайн… Радость его омрачил разве что счет, который выписала бухгалтерия: ни много ни мало семь тысяч! Как-то на это посмотрит скупой и учетистый Трофим Матвеевич…