Песня и нравится и не правится Анне. Уж больно печальная, будто ее силой замуж выдают.
Она садится поближе к огню и начинает вышивать рубашку для Саньки. Узоры нарисовала Лена: на вороте жениха будет цвести сирень.
— А сколько будет живой сирени на свадьбе! — мечтательно говорит Лена.
— А черемухи! — поддерживает ее Лизук. — С Цивиля возом привезем… В чудное время выходишь, Анна.
— В счастливое время! — поправляет ее Лена.
Да, конечно, и сирени, и черемухи будет много — ко времени свадьбы они как раз зацветут. Но при мысли о свадьбе Анне делается и радостно и тревожно. Да и как еще удастся отца уломать. Он-то не слепой, видит всю эту предсвадебную суету и молчит, будто это его вовсе и не касается. Теперь и сюда, в общежитие доярок, стал реже заходить…
Неспокойно на сердце у Анны. А подруги — им что! — подруги нынче словно нарочно распелись.
Легкий на помине заходит отец Анны.
— Кого хороните?
— А мы можем и веселую, дядя Мигулай, — отвечает бойкая Лизук. — Хотите споем?
— Да нет уж, как-нибудь в другой раз…
Не до песен сейчас деду Мигулаю. Разве он не видит, чем заняты девушки, не видит, кому вышивает рубашку Анна?! Будто за этим только и приходил, он свертывает цигарку, прикуривает от уголька из печки и, постукивая своей палкой, выходит из комнаты.
Не до песен деду Мигулаю. Какие уж там песни!.. Будь прежние времена, когда без родительского согласия нельзя было не то что замуж выходить, но и шагу ступить, — разве бы он отдал Анну за этого пустопляса Саньку. Нет, не видеть бы Саньке мигулаевской дочери как своих ушей. И будь его отцовская воля, в зятья выбрал бы Мигулай Володю. Вот уж парень так парень. И веселый, Саньке не уступит, и работник золотой — где до него Саньке! Санька — маменькин сынок, избалован. И не только матерью, а и девками избалован… Все так. А только если Анна выбрала этого шелапута, не будешь же поперек дороги становиться, не прежние времена. Нынче так: кого дочь сама выбрала — будь хоть чучело, все равно надо звать зятем… А еще и так сказать: у кого что на роду написано, того, говорят, не миновать…
6
Будто могучий орел вселился в Трофима Матвеевича и несет-несет его на своих богатырских крыльях.
Все шло у председателя колхоза «Сявал» как пописаному, все радовало его глаз и сердце.
Тракторы работают и днем и ночью, и еще ни один ни разу не поломался — как тут не радоваться! Еще педеля такой работы — и с севом будет кончено… Даже то, что он не сдержал слова, которое дал Владимиру Сергеевичу, не сдал лошадей, и то в конечном счете обернулось лучшей стороной: лошади пригодились на том же севе. А еще и то хорошо, что в колхозе работают два заводских трактора — разве что один председатель колхоза может оценить такую помощь в горячее весеннее время. Только договорился ли Кадышев о цене за работу, а то директор там такой жила, что может ободрать как липку… А нет бы поработать им вообще бесплатно, в порядке шефской помощи селу! Куда там! Разжирел народ, зажрался. Приходят в магазин, и первый вопрос: не черствый ли хлеб? Подавай им, видишь ли, мягкий, прямо из пекарни. Не знают, как достается этот хлеб, забыли, в какой цене он был в войну…
Радует председателя и то, как газеты хором шумят о «новом почине» колхоза «Сявал». Вчера, говорят (жалко, самого не было!), приезжали два корреспондента, везде ходили, спрашивали, снимали трактористов в поле. И, значит, скоро появится большой материал в республиканских газетах… Хорошая это штука газета. Написали про тебя — тысячи людей читают. И сколько уже раз мелькнул на газетных полосах «Сявал»!.. Да нет, не то: «Сявал» уже не мелькает — он не сходит с газетных страниц. Хорошая штука газета!..
Вышел Трофим Матвеевич в поле, и понесли его орлиные крылья из одного конца в другой. Он с присущей ему придирчивостью оглядывал обработанные, а местами уже и засеянные участки, проверял качество, искал огрехи. Он заходил на поле и, чувствуя, как ноги тонут в мягкой рыхлой земле, светлел лицом, улыбался: на славу поработали ребята. Молодцы!.. Но когда в одном месте он увидел горсть рассыпанного, должно быть при заправке сеялок, овса, то так распек тракториста Гришку, что тот долго, наверное, будет помнить. Заодно досталось и подвернувшемуся под горячую руку новому бригадиру Федору Васильевичу: ходит тут, ловит ворон, а под ноги не глядит.