— Гриша трижды сватался.
— И ты не устояла?
— Не люблю заставлять людей кланяться и упрашивать, — уклончиво ответила Галя.
Говорила она все тем же ровным голосом, но лицо залила жаркая краска и руки стали неспокойными, нервными; не зная, чем бы занять их, Галя отломила кусочек мякиша и начала катать его в пальцах. И только чернобурка, свисающая с ее плеча, глядела на Павла равнодушно-холодными стеклянными глазами.
— Помнишь, — опять заговорила Галя, — когда ваш год провожали в армию, вы пели: «Пусть милашки нас не дожидаются, наши невесты еще в люльках качаются»? И ты, Павел, не горюй, для тебя в Сявалкасах дюжина невест и моложе и красивей меня найдется… Но и меня вспоминай. Я тебя часто вспоминаю. И сегодня во сне видела. Оказалось — к встрече.
А Павел думал о том, что ему и в родном селе появляться теперь стыдно. Ведь сявалкасинцы привыкли видеть их с Галей вместе и считали женихом и невестой. И значит, совсем уж никудышный он парень, если его бросила девушка!.. Пока служил в армии, сколько раз он представлял в мыслях встречу с Галей, сколько раз ее видел во сне! Не дождалась. Каких-нибудь полгода не дождалась! И Павел по демобилизации уехал на целину. Но и там, на целине, когда Павел уже знал, что Галя вышла замуж, она все еще оставалась и в его мыслях, и в его сердце. Он и хотел забыть про нее и не мог… И вот они встретились, и сидит перед ним вроде бы и та, знакомая, и вместе с тем совсем незнакомая, чужая женщина. Чужая жена.
— Эх, Галя, Галя! — вздохнул Павел. И опять повторил: — Не могла дождаться!
Это, наверное, было глупо вот так сидеть и повторять одно и то же. Но в конечном счете разве слова имели здесь какое-то значение! Слова можно сказать и другие, можно найти всякие, но они уже ничего переменить не смогут.
Павел еще раз долгим, запоминающим взглядом поглядел в припудренное и подкрашенное — такое близкое и такое далекое — лицо Гали, молча прикоснулся к ее руке и так же молча, тяжело зашагал к выходу.
Холодный воздух приятно освежил разгоряченное лицо, дышалось легко, свободно. Павел шагал широко, по-солдатски размахивая обеими руками. Но стоило вспомнить Галю и ее мужа — а ничего другого ему сейчас на ум не шло, — как на душе становилось муторно и пусто. Он старался, он заставлял себя думать о чем-нибудь другом, ну, например, о том, что уже совсем скоро он будет в родных Сявалкасах. Но перед ним снова и снова появлялась Галя и закрывала, заслоняла собой все остальное.
Время летит, а первая любовь все еще не забывается.
3
Встреча с Галей выбила Павла из колеи. Он все еще никак не мог собраться с мыслями, хотя давно уже прошагал привокзальную улицу и шел центром поселка.
Деревянные дома выделялись среди каменных своей нарядностью: резные наличники, вышитые занавески в окнах придавали им своеобразную красоту. Переезжая из деревни в райцентр, люди старались сохранить в облике дома свое, деревенское. Около домов и тут и там стояли широкие, с коньковой крышей ворота, хотя, в сущности, никакой нужды в них не было, никто в них не въезжал, никто из них не выезжал. Просто раньше дома и дворы строились с воротами — пусть и нынче будут с воротами.
От этих ворот, от занавесок в окнах с привычными для глаза узорами на Павла повеяло родной сторонкой, родными Сявалкасами. В груди разливалась радостная теплота: наконец-то он дома, в родных местах, в своей родной Чувашии!
Около стеклянного, отделанного серым гранитом универмага Павел на минуту приостановился. В просторных витринах магазина стояли манекены в узких брюках и однобортных пиджаках, которые еще несколько лет назад начали входить в моду, и вот, видно, мода эта дошла и сюда. Москвичи на целине уже давно щеголяли в таких костюмах, Павел не удержался, купил такой же и себе, но пока еще ни разу не надевал. Как-то неловко, непривычно было носить узкие брюки, да и то сказать: не так-то много выдавалось праздничных свободных дней, чтобы ходить в обновах. Из окрестных деревень в райцентр уже начал стекаться народ. Вот к витринам универмага подошли две чувашки в черных шубах с оборками, судача меж собой, что магазины открываются так поздно. А вон подвода подъехала к мебельному.
Павел повернул к райкому. Сюда подкатывали подводы. Мужики заезжали в ограду, привязывали лошадей к коновязям, задавали сено. Тут же, меж санями, бродили вездесущие козы, потряхивая бородами, воровато поглядывая на аппетитно пахнущее сено. Приезжие отгоняли их, пуская в дело кнут, и козы, задрав рога и потряхивая своим двухсосковым выменем, неохотно убегали. Какое-то время они делали вид, что сено их вообще нисколько не интересует. Но как только приезжие прятали кнуты в сани, закрывали их пологом и уходили в райком, козы незамедлительно появлялись около саней. У чувашей какая-то брезгливость к этой «чертовой скотине», не любят они и козье молоко, хотя врачи и говорят, что оно очень полезно. Сявалкасинцы и вовсе не держали коз. Козы развелись в войну и в трудное послевоенное время.