− Поверила-поверила, − успокоила я демона. − Но не мешало бы и проверить. А тебе, как верному помощнику своего господина, следовало бы поспособствовать мне в этом нелегком деле.
− Н-но, я ведь обещал хозяину позаботиться о твоей безопасности, − жалобно проскулил, до последнего не желая сдаваться, Луцифарио.
− Сейчас тебе лучше заботиться о безопасности самого хозяина, − безжалостно привела я последний и безапелляционный довод.
Трудноразрешимый конфликт равнозначимых альтернатив выразился у демона буквально на всем теле. Сначала он покраснел. Полностью. От кончиков ушей до кончика хвоста. А затем покрылся темными кляксами, быстро сливавшимися воедино, образуя монотонно черный окрас. После чего Луцифарио натужено выдохнул и вновь стал привычно черно-красный в пятнышко.
− Ладно, − обреченно выдохнул он. − Хозяину не стоило бы труда перенести тебя к Пасти одним взмахом руки, мне же придется слегка попыхтеть, открывая портал.
− Я подожду, − твердо заверила я.
Демон отыскал пригодную для использования полянку, начертил в центре ее, на мой косой взгляд, идеально ровную окружность. Потом долго и старательно примеривался, проковыривая когтями какие-то метки в земле, заравнивая неудачные и проковыривая новые. Наконец, результат его удовлетворил, и демон аккуратненько вписал в окружность затейливую фигуру, составленную из прямых линий, образовав пентаграмму. Хлопнул лапами. По начерченному им изображению разлился тусклый зеленоватый свет.
− Теперь вставай в центр пентаграммы, − без особого энтузиазма скомандовал он мне. Я так и сделала. Демон одарил меня благодарным и пронзительно печальным взглядом.
− Береги себя, − умоляюще шепнул напоследок Луцифарио.
Вновь хлопнул лапами. Зеленоватые линии пентаграммы слепяще вспыхнули и рванулись ввысь стенами яркого света. Я вмиг потеряла ощущение верха и низа, земли и неба. Голова закружилась, в животе предательски заурчало, к горлу подкатила тошнота.
Однако я даже не успела обругать свою легкомысленность с учетом всей ее родословной, как вновь ощутила под собой твердую землю. Приподнялась, пошатываясь. Огляделась.
Находилась я на довольно широкой поляне, поросшей желтой иссушенной травой. Сзади и по бокам скучно темнел лес. А вот вверху…
Угольно-черное небо располосовано было огромной трещиной, с лоскутно оборванными острыми краями, напоминающими зубцы.
Пасть.
Казалось, кто-то неосторожно потянул небо за края, как кусок бумаги, а середина не выдержала и лопнула. Разлом, однако, зиял отнюдь не пустотой. Сквозь него просматривалось что-то мясисто-красное, отдаленно напоминающее глубокую резаную рану, пульсирующую выталкиваемой поврежденными артериями кровью.
От разрыва вниз к земле опускались, тянулись, падали, ветвясь и переплетаясь, хищные алые щупальца. Словно где-то высоко подвесили выпотрошенного осьминога, пропихнув его конечности в отверстие на небесах.
Только вот ног у животного оказалось не восемь, а куда как больше. И опускались они кишащей и шевелящейся колонной, затем растекавшейся в разные стороны по земле и тянущейся в стороны, но, на счастье, оказывавшиеся не в состоянии преодолеть какой-то незнамо кем определенный рубеж, не дававший щупальцам расползтись далеко от колонны.
Назначение их в этом мире было недружелюбным и кровожадным: являясь частью Пасти, ее продолжением и порождением, они уничтожали все живое на своем пути. Вот одно щупальце резко бросилось в сторону, схватив и тут же оплетя пролетавшую в небесной вышине птицу. Другое, нащупав что-то в траве, не преминуло утащить свою жертву внутрь колонны.
Я смерила расстояние на глаз, рассудив, что нахожусь в относительной безопасности на отдалении примерно метров двадцати от самых длинных и проворных тварей. Потом, поразмыслив, на всякий случай отступила еще на пару шагов назад, и решила, что теперь пора приступать к делу, за которым я сюда, собственно, и явилась. Правда, делать это было, откровенно говоря, страшновато и сложновато.
Как выяснилось, не так-то легко сосредоточиться на внутренних ощущениях, когда на вполне различимом взглядом расстоянии, на тебя хищно щерятся, и шипят тянущиеся в твою же сторону слизистые твари.
И, кажется, подбираются ближе. Или только кажется?
Я помотала головой. Наверно, со страху померещилось.
— Ну, же, тряпка, возьми себя в руки! − раздраженно прикрикнула я на себя. Помогло.
Я поудобнее уселась на траве, закрыла глаза.
…Вдох. Выдох. Погружение.
Я как будто смотрела на мир изнутри самой себя. А границы моего тела растворялись, растекались. Я словно распадалась на мельчайшие частицы, которые сливались с частицами, составлявшими этот мир. Я сама становилась частью мира. Устремлялась ввысь вместе с трепетными порывами ветра. Оседала росой на траве. Падала прохладными каплями на землю, пропитывала ее, даруя живительную влагу. Просачивалась в корни растений и, слетая с их пористых листьев, и вновь устремлялась ввысь. Выше. Выше. Выше.
Что-то резко отбросило меня назад. Рывок. Другой. Все существо пронзила боль. Мельчайшие рассеянные в пространстве мира частицы начало разрывать изнутри.
Есть! Нащупала! Вот они — следы разлома. Теперь нужно искать причину.
Ох, как же трудно-то! Словно меня и впрямь рвет на кусочки вместе с этими частицами, с этим миром.
Надо держаться, надо терпеть!
…По ноге скользнуло что-то мягкое и склизкое.
Я вздрогнула, стараясь не терять образ.
Снова прикосновение, но более жесткое. Захват.
Я резко открыла глаза. Надо мной недоуменно зависло не меньше пяти огромных щупалец, а одно нахально ощупывало мою ногу. Но как они могли оказаться так близко?!
Я резко рванула заднюю конечность, стараясь выпутаться. Не тут-то было! Щупальца, до сего момента лишь примеривавшаяся ко мне, внезапно крепко обхватила голень. Не долго думая, я обнажила кинжал и без зазрения совести полоснула им пакостное создание, злобно зашипевшее в ответ, и неохотно выпустившее ногу. Зато до сего момента висевшие в воздухе твари оказались тут как тут!
В следующее мгновение я обнаружила себя трепыхающейся в центре стремительно захватывающего и обтекающего меня слизистого комка. Меня теребили за руки, за ноги, за одежду, за волосы…
Почему-то я даже забыла о том, что любой приличной девушке в такой ситуации полагается визжать, что есть мочи (видимо, дабы у нападающих уши позакладывало, деморализуя негодяев). Я же увлеченно размахивала кинжалом, тыкая и полосуя им направо и налево. Пусть неумело, зато слизепролитно. И я могу с неподдельной гордостью сказать, что борьба шла на равных!
Но внезапно меня окатило удушливой волной, принесшей то же рвущее изнутри ощущение, которое я испытала при попытке проникнуть в ткань мира. В груди что-то натянулось, готовое вот-вот лопнуть, вызывая дикую боль. В глазах потемнело. Во рту проступил солоноватый вкус крови.
Кажется, я закричала.
Не скажу, что жизнь в тот момент проносилась перед глазами, но смерть я ощутила всем своим существом.
…Что-то неожиданно и раздраженно зашипело рядом со мной. Запахло паленым. Чьи-то руки выпутывали меня из смертельных объятий.
Похлопали по щекам. Встряхнули.
Я замотала головой и разлепила веки. И имела удовольствие лицезреть испуганно вытянувшуюся физиономию колдуна с обеспокоено выпученными глазами.
Не успев ничего толком сообразить, я услышала за своей спиной, ставшее до дрожи знакомым, угрожающее шипение. Колдун, державший меня за подмышки, как беспомощного младенца, презрительно сощурился, уставившись на источник звука, грязно выругался в его адрес и швырнул меня подальше от щупалец, устрашающе нависших над нами. Не удивлюсь, если к физической силе, примененной во время броска, он присовокупил еще и магию, ибо пролетела я метров пятнадцать, описав завидную дугу, и мягко приземлилась на траву, ничегошеньки себе не отбив.