− Что спрашиваешь, раз и так уже влетел? − махнул рукой Серхас.
− Да так. Приличия ради, − ни малость не смутившись, пожал плечами Олвис. − Я тут новые отчеты о разломе доставил.
− Приличия ради после стука ждут ответа, а не вламываются без спросу! − архимаг нравоучительно поднял вверх указательный палец правой руки. Серафим примирительно оскалился, всем своим видом показывая, что, мол, наставления он выслушать-то выслушает, но на путь исправления вставать не собирается.
− Летают тут всякие, а потом амулеты пропадают, − обреченно буркнул чародей, после минутного любования наичестнейшим выражением морды своего крылатого помощника.
− Это какие такие амулеты? − возмутился Олвис.
− А такие «такие» амулеты! − передразнил его Серхас, вскочив с кресла, уперев руки в столешницу и испепеляющее сверкнув глазами. − Которые у меня в ящике лежат. − Для пущей убедительности он выдвинул оный ящик резким движением и изобличающее ткнул в него пальцем.
− Уж не про те ли вы амулеты, господин, что округлую форму имеют с горлышком, да сосудом для вина служат? − разлившись в ехидной ухмылке «догадался» серафим.
− Поговори еще мне тут! − сурово прикрикнул на него Серхас, грозно потрясая указательным пальцем. Затем, полный чувства собственного достоинства уселся в кресло и, переменив гнев на милость, протянул руку: − Давай свои отчеты.
Развернув на столе новую партию свитков и произведя необходимые расчеты, архимаг удовлетворенно огладил бороду:
− Кажется, наш план работает! − провозгласил он.
− Неужели? − серафим, терпеливо ожидавший в сторонке окончания бумажной возни, вопросительно изогнул бровь и, подлетев к столу Серхаса, с любопытством взглянул на разложенные бумаги.
− Посмотри сам. − Архимаг охотно подвинулся, давая Олвису возможность получше все разглядеть. − Пасть затягивается быстрее с каждым часом. Пусть этот процесс идет неравномерными скачками, но тенденцию к уменьшению нельзя отрицать. Скорость с которой затягивается разрыв в материи мира значительно превышает ту скорость с которой он когда-либо рос.
− Значит ли это, что вскоре угроза исчезнет совсем? − серафим, тупо взиравший на намалеванные в свитках графики и цифры самостоятельно не смог сделать из увиденного никаких выводов, однако словам своего господина не мог не доверять.
− Увы, мой друг, − вздохнул Серхас, − даже сейчас мы не можем строить точные прогнозы. На данный момент существование нашего мира зависит лишь от Эдвина и Алкэ. Но эти двое слишком непредсказуемы, чтобы я мог с уверенностью утверждать что бы то ни было.
− Может все-таки стоило им все объяснить, чтобы избежать случайностей?
− О, нет, Олвис! Любовь − самая сильная и непредсказуемая магия. Она не терпит ничего преднамеренного, рассудочного. Зато непреодолимые препятствия, типа злобных Белых магов и необходимости самопожертвования, заставляют ее разгореться еще сильнее. − Чародей заговорщически подмигнул своему серафиму.
*
Сквозь полуприкрытые шторы мягко струился утренний свет, пуская солнечных зайчиков по одеялу и моему лицу. Назойливые животные без устали скакали по щекам, дули в нос, приподнимали веки и дергали за мочки ушей. После множественных, но безуспешных попыток по-хорошему (то бишь отмахиванием и недовольным поскуливанием) отделаться от кроликоподобных лучиков, как назло оказавшихся волшебными, а потому чересчур живыми, пришлось-таки попрощаться со сладким сном и открыть глаза. Проведя сию процедуру, я мстительно похватала зайчиков за уши (оказавшиеся довольно горячими) и поскидывала с кровати. Те наконец-то успокоились и ускакали по своим делам, а моя голова сама собой плюхнулась обратно на грудь колдуну в тщетной попытке наскрести остатков дремоты еще хотя бы минут на пятнадцать сна.
Эдвин, судя по всему, не спал уже давно, однако лежал с открытыми глазами тихо и смирно, старательно делая вид, что боится лишний раз пошевелиться и разбудить меня и к действиям ушастых рецидивистов не имеет ни малейшего отношения. Отчаявшись поймать остатки сна, видимо, ретировавшиеся вместе с солнечными зайчиками, я зевнула напоследок, подняла голову и заглянула в глаза чародею. Он улыбнулся, притянул к себе, поцеловал в губы.
Эх, романтика! Еще бы зубы почистить…
− Знаешь, − Эдвин ласково провел пальцем по моей щеке от виска к губам, с нежностью глядя в глаза, − я раньше слышал, что ночь, проведенная с любимой никогда не сравнится и с сотней ночей, проведенный с нелюбимыми. Теперь я точно знаю, что это правда.
И он снова потянулся за поцелуем.
Все было так замечательно, романтично, упоительно!
И так… правильно, что меня аж передернуло. Нет, что-то здесь не так. Что-то определенно не так! Да, все как в сказке, но кто же верит в сказки в двадцать лет?
Да, со мной произошло то, чего произойти не могло, я попала в другой мир, увидела невообразимых созданий, познакомилась с кучей Белых магов и одним черным колдуном, сама научилась пользоваться магией. Но счастливого сказочного конца как-то не предвиделось…
− Эдвин, − я приподнялась на локте и сурово глянула на чародея, − а что будет дальше?
− В каком смысле? Если ты имеешь ввиду нас с тобой, то мы любим друг друга и будем вместе, − с непоколебимой уверенностью заявил Эдвин, в качестве доказательства покрепче стиснув меня в объятиях.
− Надолго ли? − поморщилась я, переводя дыхание и незаметно поверяя, все ли ребра на месте. − Ткань мира разорвана, он погибает. Хочешь сказать, что нас ждет перспектива а-ля жили они недолго, но счастливо и умерли в один день?
Колдун тут же ослабил хватку, отвернулся и обиженно запыхтел.
− Во-первых, − бросил он через спину, − разлом начал затягиваться, а такого еще никогда не было. Быть может, все обойдется и без гибели мира. А, во-вторых… − голос Эдвина дрогнул, и он, помолчав, обернулся ко мне и тихо и вкрадчиво продолжил: − Во-вторых, Алкэ, я прожил семь с лишним сотен лет, но без малейшего сожаления отдал бы их за семь дней рядом с тобой. И я верю, что сколько бы времени нам ни было отведено, если мы любим друг друга, то проживем его так, что оно покажется вечностью. Вечностью счастья.
Наверно, такие или подобные слова мечтает услышать каждая девушка. Но, увы, что-то близкое к сказанному Эдвином по романтике, душещипательности и пафосу мне говорили раньше и не один раз. Но эти слова всегда оказывались ложью. В итоге, не раз обжегшись, я зареклась принимать их близко к сердцу.
Вот только теперь я металась, словно лист на осеннем ветру, не зная, чему верить. Сердце трепетало в наивном, детском стремлении к счастью, любви, сказке, а разум сжигал иллюзии дотла, оставляя пустоту в душе взамен развеянного по ветру пепла.
И сейчас был тот редкий случай, когда разум взял верх. Напрямую говорить колдуну о своем скептицизме я не собиралась, а потому к развенчанию его любовных фантазий решила подойти издалека:
− А ты не думал, что мгновения счастья, которых достаточно будет нам, не удовлетворят жажду жизни обитателей этого мира, вынужденных умирать за компанию с нами? − Я, конечно, никогда не отличалась особым гуманизмом в отношении абстрактных человеков, если речь шла не о моем личном участии в чьем-то убийстве, но совсем уж списывать со счетов миллионы людей, не считая прочих тварей по паре, совесть все-таки не позволяла.
− Да, ты права, − поджал губы Эдвин, на мой взгляд, слишком легко согласившийся. − Пока разлом не уничтожен, он так и будет немой угрозой нависать над жизнью этого мира и его обитателей. А ты ведь хочешь, чтобы они были в безопасности?
Я кивнула в знак согласия.
− Что ж, раз так, то мы пришли к тому, с чего начали, − Эдвин усмехнулся. Нехорошо так! И с напускной непринужденностью выдвинул предложение: − Ты должна убить меня, ради спасения мира.
Его глаза сверкнули холодно и язвительно, но губы предательски дрожали, выдавая скрывавшуюся за словами обиду. Я старалась смотреть на колдуна как можно более хладнокровно и безразлично, на деле не зная, как себя повести. В итоге, битву масок проиграл Эдвин, с горечью выдавив: