Наконец, неподалеку послышались легкие шаги, и девушка вскочила в нетерпении.
Впрочем, и об осторожности не забыла. Шмыгнула за куст и затаилась, напряженно всматриваясь в темноту между стволами. Немного погодя на полянку вышел человек в облегающей одежде. Только присмотревшись внимательнее, Рена различила, что это женщина. Длинные темные волосы были стянуты на затылке в хвост. Тонкие черты скрывались в густой тени под уже знакомым попаданке головном убором с большим, торчащим вперед козырьком. Ирена застыла, жадно рассматривая незнакомку. Свою мать.
Низкий приятный голос разорвал ночную тишину.
— Выходи, Рена. Я знаю, что ты здесь.
Женщина подняла руку и продемонстрировала такой же, как у Рены артефакт.
Девушка немедленно вышла из-за куста.
— Мама?
— Какая ты стала большая, Рена!
— Мама!
Это слово вызвало бурю неожиданных эмоций. Рена бросилась к незнакомке и стиснула в крепких объятиях.
— Да, девочка. Для меня прошло всего три года, а для тебя целых пятнадцать! Смотрю, ты совсем взрослая, и судя по платью, нашла артефакт Пути в день, когда тебя продавали за нелюбимого?
Рена в изумлении уронила руки и отступила от женщины, которая, впрочем, ее и не удерживала.
— Только три года? Но как такое возможно?
— Здесь учат, что время — понятие относительное, — мать говорила медленно, с небольшими паузами, словно подзабыла принятый на Андоре всеобщий и теперь подбирает слова. — Чтобы было понятнее, пара минут здесь — это несколько часов в нашем прежнем мире, девочка.
Рена пошатнулась под тяжестью, обрушившейся на нее новости.
— Но как же мне вернуться, мама? Я должна вернуться!
Арин рассмеялась и махнула рукой.
— Так странно слышать «мама» от такой взрослой девушки! Вот что: здесь принято называть родителей по имени, так что зови меня Арин. Так проще. Что же до ответов на вопросы и вообще разговоров, давай их отложим. Что тебе действительно сейчас нужно, так это помыться и переодеться. Ничего, скоро окажешься дома!
С этими словами женщина повернулась и быстрым шагом направилась в сторону дороги. Рена молча, почти не дыша, смотрела ей вслед. Только через несколько шагов Арин обнаружила, что дочь не следует за ней.
— В чем дело, Рена?
— Мне нужно вернуться, Арин. В моем мире остался человек, которого я люблю.
Женщина нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
— Это невозможно. Разве старая Лоэс не предупреждала об этом?
Слово «невозможно» надорвало сердце Рены. Она схватилась за горло, удерживая рвущийся крик отчаяния. Голос не подчинялся, когда она прошептала едва слышно:
— О ком вы говорите? В вашем мире я оказалась случайно, толком даже понять не могу, каким образом.
— Интересно. — Удивление на минуту вытеснило раздражение от упрямства неожиданно появившейся дочери, но Арин по-прежнему не желала задерживаться в ночном лесу. — Хотя все это неважно, расскажешь потом.
— Но что значит — невоз… невозможно? Я н-не смогу вернуться? Никогда?
Ну вот, произнесла это слово. Никогда — это очень долго. Целая вечность без синих глаз Яна, длинная череда лет и одиночество в незнакомом мире.
Вместо ответа Арин вернулась, взяла дочь за руку и потащила за собой, туда, где с ревом и скрежетом, освещая дорогу мертвенным светом, проносились чудовищные повозки. Каждый шаг давался Рене непросто. Лес, который они покидали, казался единственной связью с родным миром.
«О боги, за что вы прогневались?» — мысленно взмолилась Рена, машинально переставляя ноги. Лес вскоре поредел, и они вышли к оставленной на обочине дороге неуклюжей с виду повозке. Рена невольно заколебалась, осматривая это средство передвижения — порыжевшую от времени кабину, к которой был приделан открытый багажник.
Арин распахнула дверцу и скомандовала:
— Запрыгивай! Не бойся, к шуму автомобилей быстро привыкаешь.
— Далеко ли нам ехать? — неуверенно спросила девушка. Залезла в салон и с опаской покосилась на торчащее перед соседним сидением большое колесо, а также на рычажки и кнопочки, которые, как она догадалась, служили для управления этой штуковиной.
— Недалеко. Наша ферма на самой опушке.
«Это хорошо», — подумала Ирена и принялась жадно вглядываться в лес на обочине, казавшийся сплошной однородной стеной. Наконец, ей удалось приметить дерево со сломанной верхушкой. Ствол когда-то раздвоился и теперь напоминал вилы. Белая кора, измаранная черными отметинами, слегка светилась в свете лучей, которыми транспортные капсулы освещали себе путь.