В груди больно. Сердце сморщивается в уродливой бесформенный комок. Я точно снова там, под родными окнами, в простеньком сарафане, который сшила мне мама. С песком в глазах и под ногтями.
Больше никого нет. Ни заботливых родителей, разрывающихся между работой, домашними хлопотами и детьми, ни вредного Андрюшки, не раз доказывающего свою непомерную братскую любовь, ни добродушного Костика со смеющимся взглядом, сдувающего с меня пылинки. Никого не осталось.
Возвращаюсь в настоящее и понимаю, что мужчины уже какое-то время молча смотрят на меня. И что на моих щеках по влажной дорожке от слез.
— Итак, — копирую Валю, проведя ладонями по лицу. — Ты считаешь, я плакала над закрытым гробом с чужим человеком. Ты проверял?
— Нет, — глухо отзывается Костя. — Не было тех возможностей, что есть сейчас, чтобы сделать все по-тихому, а трубить во всеуслышание и добиваться экспертизы было опасно.
— Почему?
— Мне хочется думать, что он не подставил бы меня. Но я не исключаю вероятности. Я считал его другом, платить той же монетой — не в моем характере.
— Взаимность вообще не твое, — хмыкаю, не сдержавшись, но сразу же перевожу тему: — Почему не проверил, прежде чем приехать?
— А ты бы поверила? — усмехается. — Нет смысла выполнять одну и ту же работу дважды. К тому же, есть риск привлечь лишнее внимание.
— Знаешь, что я думаю, Валь? — спрашиваю с улыбкой.
— Догадываюсь, но озвучь, — охотно поддерживает мою игру.
— Он просто не нашел образец для сравнения, — намеренно общаюсь с Невзгодовым, будто мы одни. — В квартире ничего не осталось, я перед сдачей выгребла все личные вещи. И отвезла их в такое место, где он не догадался проверить.
— Соглашусь. И полагаю, это и есть реальная причина появления. Решил проверить теорию и запнулся на первом же шаге.
— Я прекрасно знаю, что ты свалила все в квартире моей бабки. Кстати, пожалуйста, — выигрывает очередную битву Смолин, смиряя меня насмешливым взглядом. — И хватит уже. Повторяю, я хочу только узнать правду об Андрее, никого при этом не похоронив. Мне неинтересны ни твои детские обиды, ни ты лично, смирись уже и живи дальше.
— Какая тогда тебе разница, что со мной будет? — спрашиваю с болью, снова утопая в его равнодушных голубых глазах.
— Я остановился в «Победе», — он резко поднимается и брезгливо морщится, когда мокрая от кофе рубашка прилипает к телу. Достает из кармана брюк визитную карточку и кладет на стол. — Если решите продолжить диалог без соплей, звоните. Я буду в городе еще ровно сутки.
Когда он выходит из кабинета, я поднимаюсь.
— Вик! — шикает Валя, но я игнорирую его, цокая каблучками по кафелю вслед за Смолиным.
И ведь слышит меня, мерзавец. Слышит, но даже шага не сбавляет, продолжая идти к двери. А я лишь подтверждаю его слова, брошенные мне в лицо напоследок. Репей. Назойливая младшая сестра друга.
Останавливаюсь в центре приемной. Смолин протягивает руку к двери, но из-за секундного замешательства чуть не получает по ней, когда дверь открывается с обратной стороны, и влетает Кира.
— Извините, — пищит она, опуская глаза в пол. Быстро проходит в кабинет к Вале и зачем-то закрывается там вместе с ним.
— Я тебя слушаю, — отстраненно проговаривает Смолин, не оборачиваясь.
— Признайся, — допытываюсь, оставаясь на месте, — что догадался про бабушкину квартиру только после моих слов.
Смолин бросает на меня взгляд через плечо и сразу же выходит. А я закрываю глаза, бережно сохраняя в памяти его дерзкую ухмылку и полные озорства глаза, которые уже даже не мечтала когда-нибудь увидеть. А после чувствую себя наркоманом, получившим желаемую дозу. Тошно, что сорвалась, но так хорошо… словно в меня жизнь вдохнули. Словно выдернули из смога отравляющих воспоминаний, разбавив новыми, позволив сделать крошечный глоток кислорода.
Нетвердой походкой иду к дивану в приемной. Сажусь, поглаживая ладонями фактурную кожу. Позволяю себе вновь занести ногу над знакомой пропастью. Навязали… да кому он рассказывает? Надоела? Допустим. Слишком прилипчива? Да, пожалуй. Все эти бесконечные сообщения, милые глупости, которые невозможно было удерживать внутри, его скупые ответы, от которых на секунду останавливалось сердце, а после принималось мчать во весь опор. Будь я старше, опытнее, наверное, сумела бы сдерживать порывы. Возможно, наша связь продлилась бы дольше, будь я чуточку удобнее. Но мне не было и девятнадцати. Он был моей первой и единственной любовью. Мое счастье было непомерно. Неподвластно! Но точно не навязано. Андрей позволил этому случиться, и это разрешение я вымаливала со слезами на глазах.