— Завтра повесим гамак, — пообещал он, поглаживая ее спину. — Вечно о нем забываю! Здесь под окнами есть два дерева со вбитыми крюками, но гамак лежит на полке в гараже, и вспоминаю я о нем, только когда собираюсь уезжать. Тебе он, надеюсь, понравится. Будешь лежать, глядеть на небо сквозь ветви деревьев и наслаждаться запахом сосновых иголок.
— Последний раз гамак был у меня в глубоком детстве. Мы качались на нем, как на качелях.
— Ты со своим братом?
— Да, или с друзьями, которые гостили у нас на выходные.
Они медленно опустились на ковер, не разжимая объятий. Кортни больше не чувствовала усталости. По телу ее, становясь сильнее с каждой секундой, пробегали токи желания.
— А ты нырял, когда был маленьким? — спросила она, повинуясь какому-то прихотливому ходу мысли.
— Конечно. И сейчас люблю это занятие.
Эрик опустил голову и коснулся языком ее груди. Кортни затрепетала от удовольствия и поняла, что недооценивает свои возможности. Она сгорала от желания, утолить которое мог только он.
— Есть что-то очень сексуальное в том, чтобы плавать голышом, — вздохнула она.
— Да, — ответил он и продолжил путь по ее телу — и с каждым его прикосновением в груди Кортни все сильнее разгорался пожар страсти.
Она запустила руки ему в волосы.
— Послушай, я думала, что сейчас не смогу, но…
— Я знаю, — прошептал Эрик. — Мне хотелось тебя удивить.
— И ты достиг своей цели, — задыхаясь, прошептала Кортни. Ей казалось, что она плывет в море взбитых сливок — густых и неправдоподобно нежных. Теплая волна обволакивала ее с ног до головы, и каждый уголок тела готов был кричать о немыслимом наслаждении. — О, Эрик! — вскрикнула она, не выдержав, и вцепилась ему в плечи.
Тела их, согреваемые не огнем, но внутренним жаром, переплелись. Кортни целовала Эрика в лоб, в нос, в губы; он ласкал ее руками. Казалось, это продолжалось целую вечность — вечность тихой, нежной любви. Кортни уже задремала в его объятиях, когда он прошептал ей:
— Нам будет удобнее в постели.
Перебравшись с помощью Эрика на кровать, Кортни свернулась калачиком, тесно прижалась к нему и сладко уснула.
Кортни покачивалась в гамаке, глядя в небо. Сквозь паутину сосновых ветвей падали на землю брызги света. На животе у нее лежала книга, принесенная из дома, но Кортни не хотелось читать. Уголком глаза она видела Эрика: он вешал на веранде сетку от комаров, — но не поворачивала головы. Она просто лежала, устремив взгляд в неправдоподобно синие небеса, а в голове, словно морские волны, набегали и лениво исчезали прочь разные мысли.
Больше всего она думала об Эрике. Пыталась определить свои чувства к нему. Старалась, насколько возможно, сохранять объективность. Но это было нелегко. Ни тело, ни душа Кортни не подчинялись законам логики: тело еще слишком живо помнило его прикосновения, а душа изнывала от влечения к нему. Этот волшебник опоил ее любовным зельем, и Кортни готова была наделить его всеми мыслимыми и немыслимыми совершенствами.
Кортни подняла глаза. Эрик, в джинсах и полосатой рубашке с короткими рукавами, с торчащим из кармана мотком клейкой ленты и ножницами, балансировал на стремянке, примеривался так и эдак, стараясь приклеить отрезок ленты идеально ровно. Почувствовав взгляд Кортни, он обернулся и улыбнулся ей.
— Хочешь обедать? — спросил он.
— Нет, нет, попозже. Мне так хорошо! Лежу, наслаждаюсь отдыхом, смотрю, как
ты трудишься…
— Самое приятное занятие на свете. Если бы не комары, сам бы только этим и занимался. Интересная книга?
Кортни пожала плечами.
— Не знаю. Мне даже читать лень.
— Я то и дело поглядываю на тебя. Ты то улыбаешься, то хмуришься. О чем ты думаешь?
— О тебе.
— А что ж тогда хмуришься? — поддразнил он.
Кортни рассмеялась и села, спустив ноги с гамака.
— Просто так. Эрик, ты давно купил этот дом?
— В июле исполнится четыре года. Я ничего в нем не менял, только чинил по мелочам.
Кортни подошла и встала возле стремянки. Ей хотелось погладить Эрика по мускулистому бедру, но она боялась, что он потеряет равновесие и упадет.
— Твою хибару и не надо переделывать. Она хороша так, как есть, — простенький деревенский домик.
Эрик взглянул на нее. Лицо его было непроницаемо, а в голосе, когда он заговорил, слышалось что-то похожее на вызов.
— Он очень похож на дом, в котором прошло мое детство.
— Да, помню. Ты говорил, что ты из бедной семьи. А правда, что бедность закаляет характер?