— Двадцать тонн.
— Двадцать помножить на двадцать?
— Четыреста.
— Значит, согласно второму документу, четыреста тонн угля я умыкаю у государства?
— Каждая лава перекроет в несколько раз, — заговорил Немчинов, — и через двадцать дней…
— Через двадцать дней, — перебил Тюкин, — от твоей головы останется воспоминание! Стране нужен уголь, вот так! Вот, — потряс телеграммой, — реальное задание нашей партии, вот наш ответ!
— Через тридцать лет она обвалится, а я сяду! — крикнул Немчинов. — И мне моя жена кукукнет, как заключенному!
— Через тридцать лет другие коммунисты будут отвечать перед партией! — побагровел Тюкин. — А наша задача: выстоять в наше конкретное время! И с этой точки только диверсант и провокатор может по-твоему ответить на требование министерства!
— Ты мне своей бумажкой не тычь! — Немчинов выхватил телеграмму, смял и бросил в Тюкина. — Я твоей бумажке место знаю!
Тюкин замер на мгновение, схватил трубку телефона, сказал:
— Тюкин. Два двенадцать. Жду.
— Звони! Фискаль!.. — Андрей замолчал вдруг, так изменилось лицо у Тюкина. Оборвал крик, выскочил из комнаты…
…быстро пошел по коридору, потом побежал, потому что Тюкин выскочил за ним, крикнул вслед:
— Вернуть!
Андрей побежал мимо непонимающих людей к выходу. Пшеничный видел…
…как он выскочил из шахтоуправления, за ним Тюкин. Тюкин крикнул:
— Рябенко! Быстрей!
Немчинов пробежал мимо Сергея. Рябенко не успел отъехать далеко, его закричали. Он обернулся, поскакал к шахтоуправлению.
Проверка
Лаяла собака, исходясь в лае. Сергей открыл калитку, сунул руку в карман, и собака завизжала, легла. Из дома выскочила мать.
— Кирилл?
Сергей молчал, он хотел убедиться в том, что его не помнят.
— А вы кто? — удивилась мать, — У вас такое лицо знакомое. — Вгляделась напряженно. — Вы на испытательной станции в Сталинске-Кузнецком не работали?
— Нет. — Сергей отвернулся и пошел на выход.
— А Кирилл уехал в райцентр, кадров просить, — говорила ему вслед мать. — А вы кто?
Беглецы
Немчинов стоял у проволоки. Тянул ее, тащил, ободрал руки об нее. Она продиралась из земли нескончаемо, долго, а шум погони приближался…
Сергей на ходу вскочил в поезд, в тамбур. Проводница кричала на него, выговаривала. Он не слушал.
Пыхнуло протуберанцем и взошло солнце.
Хроника 49-го
Сергей Пшеничный в прямом смысле слова бежал от прошлого. Постоянно переезжая с места на место, он уже не замечал цикличности, однообразия дня. Растворился в разноликости мест и трудовой энергии жизни. Течение времени он подменил переменой пространства и, не задерживаясь нигде больше чем на один день, все ехал и ехал на восток. Туда, где начинается день. Тихий океан остановил его. Из-за кромки его бесконечного далека взошло солнце. Как и что он пережил в пути, мы не узнаем. Мы увидим то, что мог видеть и он: жизнь огромной страны с хроникой того времени, конца сороковых. Хроника жизни и труда, которая закончится началом нового дня.
Прямая речь
Видит эту хронику и Андрей Немчинов, сидя в темном зале красного уголка шахтоуправления.
Хроника кончилась, зажегся свет. Зал оказался битком набитым шахтерами, пришедшими сюда после работы, как в тот раз, когда Сергей Пшеничный проспал и хронику, и собрание.
Немчинов, не оглядываясь на президиум, продирался к выходу сквозь тесно стоящих людей, аплодировавших…
…Тюкину, взобравшемуся на трибуну.
— Шахтеры, друзья! — начал Тюкин. — Все вы уже ознакомились с телеграммой из министерства, которую мы получили сегодня. Партия поставила перед нами конкретную задачу: принять меры к безусловному выполнению майского плана добычи и поставки коксующегося угля. Мы знаем, как заботится партия и правительство об улучшении жизни советского народа. Первого марта было произведено очередное понижение цен более чем на тридцать наименований. Теперь нам угольком это подкрепить надо, чтобы еще больше росла мощь советского государства. На повестке дня предложение нового инженера товарища Немчинова о шахте «Пьяная». Слово предоставляется лучшему забойщику шахты товарищу Бухареву.
Шахтеры зааплодировали. Бухарев вышел на трибуну.
— Товарищи! — Перед ним был листочек с аккуратно записанной речью. — Кажется, недавно только закончилась война, и вот опять вырос и гремит Донбасс. А вместе с ним и наша жизнь в гору идет. Прямо скажу: душа радуется, как подумаешь о нашем родном товарище Сталине, о том, как верно ведет он наше государство. Нет в мире ничего сильнее советского строя!
Аплодисменты.
Немчинов вошел в кабинет Тюкина, снял трубку телефона.
— Два двенадцать… Жду. — Подождал, сказал: — Сегодня будет совершена попытка ограбления машины с зарплатой шахтеров. Требуется усилить охрану кассы шахтоуправления.
— Кто говорит? Кто говорит? — заговорили в трубке. Немчинов положил трубку и сказал себе:
— Говорит Москва. Вышел.
А Бухарев продолжал:
— Люди в Советской стране сами строят свое счастье. Невелика цена легкому счастью, и уходит оно с той же легкостью, с какой заглянуло. Счастье надо уметь завоевывать, строить его прочно и уверенно, как строят большой дом для большой красивой жизни. — Бухарев откашлялся, продолжал: — Многие рабочие у нас имеют большие заработки. Стахановцы зарабатывают в месяц от трех до шести тысяч рублей и более. Горняки шахты готовят достойную встречу семидесятилетию любимого вождя товарища Иосифа Виссарионовича Сталина. Трудно выразить чувство благодарности, любви и признательности каждого из нас, наших семей к родному товарищу Сталину!
Аплодисменты. Аплодисменты.
— Со Сталиным мы побеждали, побеждаем и будем побеждать!
Аплодисменты. Шахтеры встали и аплодировали стоя. Казалось, речь Бухарева закончена, ему остается взять бумажку и сойти с трибуны. Но он откашлялся и продолжал…
Знакомые слова
Немчинов уже вышел со двора шахтоуправления, вывел из-под крыши мотоцикл. Речь транслировалась через динамики на весь поселок.
— И в этом смысле, дорогие товарищи, — сказал Немчинов себе под нос.
— И в этом смысле, дорогие товарищи, — продолжал Бухарев, — чрезвычайно важной представляется мне инициатива, проявленная новым инженером, представителем, так сказать, шахтерской интеллигенции. Всего один день человек на шахте, а как глубоко проникся ее проблемами. В корень смотрит товарищ Немчинов. Побольше бы нам таких инициатив. Еще важнее то, что мы всем миром, так сказать, принимаем живое участие в решении этого вопроса. Не только слепо выполняем задачи, спущенные нам сверху, но и сами печемся о будущем нашего шахтерского края.
Немчинов завел мотоцикл, посмотрел на пацанов, толкавшихся возле двери шахтоуправления: матери были внутри, и пацаны дрались.
— Дерешься? — спросил Немчинов.
— Ну и что?! — крикнул пацан и опять бросился в драку. Мотоцикл оглушительно взревел мотором и вынесся со двора.
— Но, товарищи! — Пауза в речи Бухарева значительная «переходная», во время которой Немчинов с грохотом несется по улицам Грушовки. Все мы также знаем реальное положение вещей. Вам всем известно, с каким трудом с наступлением зимы мы буквально выдираем уголь для отапливания шахтерских домов, для своих, так сказать, личных нужд. И это жизнь, товарищи. Наша с вами жизнь. Шахта «Пьяная» дает в сутки двадцать тонн угля. Это не много. Но и не мало. И давать может больше! По предложению того же товарища Немчинова даже своевременный и строгий учет порожняка позволит значительно повысить добычу угля. Я сам берусь быть первым помощником товарищу Немчинову в этом насущном и, главное, товарищи, реальном вопросе.