ЕСТЕСТВЕННОСТЬ И ПРОСТОТА
Естественность и простоту без конца путают между собой, хотя они отнюдь не всегда тождественны. Естественностью называют особое чутье, которое предшествует размышлению и характеризуется непосредственностью и неподдельностью чувства. Эта отрадная способность — признак не столько большой мудрости, сколько души искренней и живой от природы, души, которая не умеет ни скрывать, ни приукрашивать мысль и всегда излагает ее с такой натуральностью, словно эта мысль — нечаянно вырвавшееся признание. Простота также свойство души, которое присуще нашей натуре и несет на себе ее отпечаток; она не всегда предполагает сильный ум, но обычно сопутствует ему. Она исключает всякое тщеславие и напыщенность, свидетельствует о точности ума, благородстве сердца и прямоте, словом, о богатой, но скромной натуре, которая довольствуется сама собой и не нуждается ни в каких прикрасах. Сравнивая естественность с простотой, я нахожу, что простота — это естественность, достигшая высшего своего развития, и больше не удивляюсь, что она столь часто отличает великих людей, поскольку у остальных слишком мало дарований и слишком много тщеславия, чтобы они могли удержать себя в предназначенных им границах, узость и убогость которых они сами чувствуют.
О СЧАСТЬЕ
Полагая, что счастье в значительной степени зависит от характера, мы не ошибаемся; но добавить к этому, что оно не зависит от удачи, значило бы зайти слишком далеко; не меньшая ошибка — утверждать, что здесь ни при чем или, напротив, всемогущ разум.
Как известно, счастье определяется также соответствием наших страстей нашему положению в обществе: соразмерность их еще не означает, что мы счастливы, но разлад и противоречие между ними всегда сопряжены с сознанием того, что мы несчастны; точно так же благоденствие далеко не во всех случаях приносит с собой удовлетворение, неудачи же неизбежно порождают неудовлетворенность.
Из того, что нам от рождения назначен жалкий удел, еще не следует, что он равно жалок у всех, что наша жизнь не может временами быть достаточно приятной, что радости и горести всегда неизменны; значит, многое тут зависит от обстоятельств и нет оснований осуждать несчастливцев, утверждая, будто они по самой своей природе не способны испытывать счастье.
СОВЕТЫ МОЛОДОМУ ЧЕЛОВЕКУ[56]
Как буду я огорчен, мой друг, если вы усвоите правила, могущие вам повредить! Я с сожалением вижу, что вы из податливости жертвуете всем, чем взыскала вас природа. Вы стыдитесь своего ума, способного посрамить многих, кто не столь щедро им одарен. Вы остерегаетесь силы и высоты своей души, но не остерегаетесь дурных примеров. Неужто вы, обладатель пылкого сердца и возвышенной натуры, убедили себя, что созданы влачить постыдно легкомысленную жизнь праздного сумасброда? И кто поручится, что вас не будут презирать даже на такой дороге, вас, рожденного для совсем иной стези? Вы чрезмерно озабочены теми несправедливостями, которые вам могут причинить, и тем дурным, что могут о вас подумать. Но кто стал бы служить добродетели, кто стал бы ради смелого начинания рисковать своей репутацией и состоянием, если бы ждал, пока его предварительно не подбодрят похвалами? Обычно люди только в последней крайности воздают должное достоинствам ближнего. И часто те, кого мы считаем друзьями, медлят с таким признанием особливо долго. Испокон веку говорится: «Свой своему не верит», — а почему? Да потому, что самые великие люди начинали так же, как мы. Тот, кто видел их первые робкие шаги, всегда представляет себе этих людей такими же слабыми и неумелыми, как вначале, и ему нестерпимо знать, что они нарушили равенство, которое, как ему ошибочно кажется, существовало у него с ними. К счастью, посторонние оказываются справедливей друзей, так что смелость и заслуги торжествуют, в конце концов, над любыми препятствиями.
56