Лем Станислав
Размышления над сетью
Станислав Лем
Размышления над сетью
В свое время я позволил экспериментировать над собой, попробовав псилоцибин, препарат, являющийся вытяжкой из грибка psylocybe, который действует подобно издавна известному мескалину, но более слабо.
воспоминаниям Станислава Игнацы Виткевича известно из первых рук, как действует мескалин: вызывает сильные галлюцинации и, кроме того, очень неприятные соматические последствия (телесные, кишечные и т. п.). Но при употреблении в миллиграммной дозе псилоцибин таких побочных эффектов не вызывает. Впрочем, дело не в видениях, которые у меня возникали под влиянием этого галлюциногена, а в том, что, употребляя его и переживая какие-либо галлюцинации, человек ни на минуту не теряет осознания (знания) того, что все ему представляющееся, включая наиболее удивительные изменения пропорций собственного тела, изменения красок окружающего мира и его перспективы и т. д., является результатом действия препарата. Кроме этого, существуют галлюциногены, такие как LSD - производное лизергиновой кислоты, употребление которых может полностью стереть сознание фиктивности переживаемых видений так, что человек может выйти на улицу и попасть под приближающийся автомобиль с полным ощущением, что тот является совершенно прозрачным. В результате употребления LSD также может развиться шизофрения.
Вышеописанное было для меня лишь вступлением к классификации так называемой "виртуальной реальности". Может случаться так, что факт входа в произвольно выбранную либо навязанную (программистами) виртуальность личность осознает, и это более или менее соответствует результатам действия галлюциногенов группы псилоцибинов (а также мескалина). Однако, может быть и так, что виртуальная реальность "вытесняет" нормальное состояние реального бодрствования полностью.
В результате чего "фантоматизированный" (это уже мой термин, соответствует нахождению в "виртуальной реальности") не способен сделать вывод, является ли он реально бодрствующим или полностью закрытым в коконе переживаемой как явь фикции. Впрочем, каждый нормальный человек может для осмысления основных отличий между первым и вторым состоянием обратиться к опыту собственных снов. Бывает так, что во время сна человек внутренне убежден в полной его реальности, и тогда, пробуждаясь, он часто недоумевает, как мог принять сон за действительность. Но может быть и так, что мы видим сны с ощущением, что это сон, по этому поводу народная поговорка гласит: "Сон - мечта, Бог - вера". Вот этим длинным вступлением я стремился подтвердить, что в настоящее время программируемая виртуальная реальность полностью осознаваема в том, что является реальностью виртуальной. Т.е. можно совершенно обоснованно утверждать, что подвергаемый иллюзии человек знает об этом. Если при этом он предпринимает наиболее рискованные действия по отношению к себе самому (или к другим лицам), например, прыгает в пропасть каньона Колорадо, или с верхушки Impire State Building, либо (тоже не без удовольствия) душит или только избивает врага, если автомобиль направляет осознанно в бетонное заграждение в каждом таком случае он знает, что то, как он поступает, и что происходит, либо что произойдет, является лишь его иллюзией, является фикцией, "качество" которой, т.е. способность имитирования "действительной действительности", может быть близко к совершенной. Не важно, что будет переживаться, важно, каков при этом будет модус переживания: или как во сне, который видим с ощущением того, что это сон, или как во сне, где присутствует субъективная уверенность, что все происходит наяву.
Эти рассуждения являются немаловажными: я бы сказал, что речь идет о наиболее фундаментальной разнице между иллюзией осознаваемой и иллюзией, неотличимой от реальности. Эту вторую пока еще не сумели осуществить подключением человека всем его sensorium, т. е. всеми чувствами, к компьютерной программе. Эта неосуществимость "совершенной" иллюзии, ее наиболее важных отличий, не является по природе "окончательной", и дело не в том, что мы не умеем и никогда не сумеем погружать людей в совершенную фантоматизированную действительность. Ибо различие не имеет ни "онтологического", ни "эпистемологического" характера, т.е. ни рассмотрение "бытовых" качеств переживаемых феноменов, ни исследование (практикой) этих феноменов прагматически не зависят ни от чего, кроме чисто технической возможности фантомата и его программы. Впрочем, я уже достаточно точно (на примерах) писал и об этом различии в "Сумме технологии" тридцать с лишним лет назад.
Короче говоря, акт снятия с головы "очков", через которые поступает поток фиктивно визуальной информации (что, скажем, мы находимся внутри пирамиды Хеопса или в собственной квартире), как акт, который, повторяю, якобы должен вернуть нас к бытию в нормальной и обычной действительности, может также на развитой стадии фантоматизационной техники являться фикцией. (Что-то в этом роде, хотя и шуточное, можно найти в моей "Кибериаде": там, например, где король Rozporyk "подключается" к "снящему шкафу", чтобы познать прекрасную "Мону Лизу", а оказывается, что из этого получается "монархолиз", то есть "разложение короля" в иллюзиях, которые невозможно отличить от действительности.) Поскольку эта история была литературной фикцией, никто ее, наверное, не принимал за прогноз, но что делать: есть о чем говорить. Фантоматические иллюзии, которые можно в их иллюзорности "размаскировать", мы реализуем. Но ведь мы знаем, что позволим надеть на себя эти очки и сенсорные перчатки (datagloves), и что-нибудь еще, но на следующем этапе уже эти действия тоже могут оказаться очередным шагом иллюзии.