Выбрать главу

Шекспир - через Толстого - приводит нас к Набокову и Джойсу. Он может повести нас и дальше - но нужна остановка. Завершу этот скорбный мотив одной скорбной библейской аналогией: предок Шекспира - Экклезиаст; предок Толстого - Самсон. Не удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что Толстой критиковал и Экклезиаста тоже. (Наверняка - за абстрактное философствование, не подкреплённое конкретной деятельностью.) Было, было у Льва Николаевича в сильнейшей степени развито Томление Духа, - которое он с равной же - невиданной! - силой развил в Суете Сует.

* * *

Лев Толстой раздражает детей, которых - спасибо Хармсу! - он "очень любил". Дети - "мёртвая зона" Льва Толстого. Толстой - кулиса, выскакивающая из Тромбона Русской Литературы. Советская литература после Толстого - это тромбон без кулисы. Эмигрантская литература после Толстого - это кулиса без тромбона. Кулиса должна воссоединиться с Тромбоном! - Только тогда мы сможем заново обрести - Литературу. Сейчас у нас есть - в самом лучшем случае - только Словесность:

* * *

Лев Толстой раздражает подростков. Девчонки жаждут, чтобы бал Наташи Ростовой никогда не кончался. А он кончается - напыщенным Наполеоном и одноглазым Кутузовым: Мальчишки жаждут побольше какой-нибудь эротики (вроде Элен Безуховой в оперном театре). Вместо этого они получают многотомные рассуждения о сущности войны и мира: Тем не менее, глупые школьные учителя - по инерции - заставляют подростков читать Толстого. (Надо бы - запрещать!) И тогда подростки глупо мстят своим глупым учителям: те счастливцы, кому удаётся стать стариками и дожить до собственной смерти, часто забывают перечесть Льва Толстого. А когда их души пересекают Грань - они оказываются не оснащены необходимым духовным багажом: И встреча с Вечным ожидает лишь тех, кто всю жизнь преодолевал Льва Толстого. Такова горькая (библейская) справедливость!

* * *

Лев Толстой должен бы раздражать и женщин - ибо в женщин вырастают девчонки. Но девчонки стараются заслонить Наполеона с Кутузовым - Наташей Ростовой. Позже - Кити Щербацкой. Редкие девчонки дорастают до того, чтобы восхищаться самoй Анной Карениной. Из этих вырастают настоящие Женщины - сильные натуры, которых долго обходят стороной мужчины. Часто их спутник жизни - дубль Алексея Каренина. (В обществе это называется "везением".) Таких женщин мало. (И почти никто из девчонок, к счастью, не зачитывается Катюшей Масловой - обычно у девчонок хорошая интуиция на фальшь.)

Впрочем, женщины великодушно прощают Льва Толстого - не за Анну, а за саму только историю Анны. Ведь Анна Каренина - вторая Женщина в русской литературе. Первая - Маша Миронова. (Татьяна Ларина - только женский прообраз Женщины: Онегин не вышел в Гринёвы.) Но считанные женщины открывают - после "Анны Карениной" - одну из самых страшных повестей Толстого: "Крейцерову сонату". Здесь главный герой произносит мысль, которую женщинам лучше вообще не читать: женщина, которая не любит своего мужа, но продолжает жить с ним, ничем не лучше проститутки. Если даже не хуже! (Эту же мысль почти дословно повторил недавно крупный литературный хулиган - Эдичка Лимонов, который без скандала в эфир вообще не выходит. Следовательно, он до сих пор находит её достаточно скандальной - и он совершенно прав!)

Алексей Каренин - человек вредный и занудный. Притом, весьма типичный - редкостная удача Толстого-портретиста! Однако Каренин - человек добрый. Он прощает Анну - и это даже грозит ему некоторой потерей авторитета среди собственного окружения. Анна - вынуждая мужа прощать себя - подымает его над "светом". Но Анна - Любящая Женщина - не способна жить с Нелюбимым Мужчиной, даже если она его безмерно уважает. Подсознательно - она именно из-за этого и чувствует себя Великосветской Шлюхой! Странный писатель Виктор Шкловский!]

Анна Каренина - это, своего рода, квинтэссенция России. Россия ведь - страна женского рода. Здесь - источник её неисчислимых и непоправимых несчастий: ибо окружающий Россию Западный и Не-Западный Мир - мужской: Россия - Анна. Запад - Каренин. Америка - Вронский. Брак России с Западом (по расчёту) - плюс роман с Америкой (по любви) - оканчиваются неизбежным прибытием Поезда на железнодорожную станцию "Обираловка"!.. В российских кроссвордах следующих поколений этот вопрос, наверное, будет звучать так: "Название станции". И - в скобках: "бывшая железнодорожная".]

* * *

Лев Толстой раздражал даже собственных крестьян. "Барин придёт, в охотку попашет, да и пойдёт себе опять романы писать. А попробовал бы, как мы, - с утра до ночи!.." Примерно так говорили крестьяне в Ясной Поляне. Толстой знал это. Ему было стыдно. Но - остережёмся: критиковать нам Толстого - ещё стыднее: мы-то вообще забыли, как землю пахать! От стыда - Толстой написал роман "Воскресение". Шкловский, которому посвящён этот текст, в книге "Энергия заблуждения" много размышляет о таинственном эпиграфе к "Анне Карениной": "Мне отмщение, и аз воздам". Даже слишком много. В целом, он не прав - ибо на поставленный им самим вопрос он толком так и не отвечает. (Правота его - только в одном: до конца затею с этим эпиграфом и его знаковым смыслом для романа мы никогда не поймём.) Моя версия: эпиграф хороший и верный, но - поставлен не к тому роману. Эпиграф "Анны Карениной" - к роману "Воскресение". Точнее: это эпиграф-связка между двумя романами: Гибель Анны Карениной - "Мне отмщение". Не-гибель Катюши Масловой - "Аз воздам". (Воздам огорчённому читателю за неправедную гибель Анны!) Зашифрованный эпиграф Льва Толстого - самый горький отрывок из его творческой биографии:

Роман "Воскресение" - это, собственно, и есть плоть той самой "энергии заблуждения", о которой Шкловский говорит совсем в ином контексте. Кроме того, "Воскресение" - плохой роман. Вредный! Роман - с которого начинается в русской литературе история (так называемого) "социалистического реализма". Я не люблю этот термин: в нём лжи больше, чем в нас - фобии к школьным урокам литературы. Когда терминология лжёт, не получается серьёзного разговора о мощном художественном явлении. А ведь явление с таким несерьёзным названием - куда как серьёзно! Я хотел бы много о нём говорить, но мешают лживая терминология и советская интеллигенция которая до сих пор подменяет честный термин "плохая литература" нечестным термином "социалистический реализм". (Интеллигенция - именно советская: она не жаждет задумываться - она жаждет интеллектуально карать. Не много ли "интеллектуальных карателей" на одно столетие?..) Будет у явления честное название - будет и полноценный разговор. А пока - тезис: "Воскресение" - первый роман наступающей эпохи социалистического реализма. Эпохи, когда литература вносится в список объектов, пригодных для изнасилования. (Как следствие, - и для насилия тоже.) "Воскресение" - это дописанный второй том "Мёртвых душ": не до конца погубленный Гоголем Чичиков внезапно и очень полнокровно воскресает в Нехлюдове. :Насквозь лживый роман, написанный гениальным языком. Хотя, оставим язык славистам - как сказал однажды честный и человечный Наум Коржавин: "Я пишу не для славистов, а для нормальных людей!" (Спасибо Сергею Довлатову за обнародование этого ценнейшего литературного признания!) Насквозь лживый роман написан не только ярко, талантливо, но и чрезвычайно искренне! (Типично российский этический казус!) Здесь - опасность номер один. Лжец, лгущий искренне, - мощная Общественная Фигура; социальные движения, готовые сокрушить современную действительность, формируются именно вокруг неё.