Насколько ценны эти два представления об эволюции марксизма? Достаточно ясно, что школа Делла Вольпе и школа Альтюссера имели общие черты, которые отличали их от других систем, существовавших в западном марксизме. Их враждебность по отношению к Гегелю, развитая ранее и глубже в системе Делла Вольпе, выделяет их более явно в традиции, которая в остальном тяготеет преимущественно к Гегелю. Наряду с этим они едины, решительно подчеркивая научный характер «Капитала», особое место «Капитала» в самих трудах Маркса и кардинальное значение в последующем ленинской политической мысли. Они оба представляют собой резко отрицательную реакцию на предыдущие теоретические тенденции, которые отрицали или игнорировали многие положения классической традиции. Однако эти характеристики недостаточны для разделения всей сферы европейского марксизма после 1920 г. на два противоборствующих лагеря. Простые противоположности, предложенные Альтюссером и Коллетти, грубы, плохо продуманы и основаны на явно неполном сравнительном анализе, чтобы служить серьезным путеводителем по сложной констелляции философских тенденций в западном марксизме, включая их собственные. Было бы даже неточно говорить о более тонком и последовательном спектре, а не о явной поляризации систем. Действительно, установки отдельных теоретиков часто совпадали и даже перехлестывались произвольным образом, исходили из различных отправных точек, что исключало возможность их объединения в рамках единого философского процесса. Сама непримиримость типологий, предложенных Коллетти и Альтюссером, является показателем логических апорий обоих. Так, тема отчуждения была заклеймлена Альтюссером как архигегельянская, и ее отрицание рассматривалось в качестве предпосылки научного материализма. Однако Коллетти, который подверг Гегеля более радикальной и обоснованной критике, чем Альтюссер, считал концепцию отчуждения центральной в работе зрелого Маркса и в историческом материализме как науке. И наоборот, если Коллетти сконцентрировал наиболее интенсивный огонь своей критики на диалектике материи у Гегеля как религиозном пробном камне его идеализма и печальном наследии последующей социалистической мысли, то Альтюссер выделял тот же самый аспект работы Гегеля в качестве животворного зерна научного провидения, унаследованного марксизмом.
Пересечение линий простирается далеко за пределы построений этих двух протагонистов. Система Альтюссера, преимущественно направленная против самого Сартра, доминировала во Франции в начале 60-х годов. В то время как Коллетти в основном критиковал Франкфуртскую школу, временно доминировавшую в Италии в конце 60-х годов. Как представляется, ни один из них не имел четкого представления о своем основном сопернике, и в результате ни один из них не осознавал определенного сходства, имевшегося у них. Коллетти все глубже уходил в изучение двойственности марксизма как «науки и революции» — как теории объективных законов капитализма, так и теории субъективной способности пролетариата сбросить способ производства, частью структуры которого он сам является[3-50]. Подобные изыскания были очень близки к основным методологическим посылкам исследования, которое вел Сартр.
Еще более поразительным было невольное сходство между Альтюссером и Адорно — теоретиками, наиболее далекими друг от друга. С момента своего возникновения Франкфуртская школа находилась под большим влиянием Гегеля, чем какая-либо другая школа в Европе. К 60-м годам марксизм в интерпретации Адорно представлял собой крайнюю форму его отказа от любых рассуждений по поводу классов или политики, то есть именно тех предметов, которым предоставлялось первостепенное формальное значение в марксизме Альтюссера.
Однако в работе «Негативная диалектика», которую Адорно впервые развил в лекциях в Париже в 1961 г. и завершил в 1966 г., воспроизводится целый ряд мотивов, которые можно обнаружить в работах Альтюссера «За Маркса» и «Читать “Капитал”», опубликованных в 1965г., не говоря уже о работе Коллетти «Гегель и марксизм”, опубликованной в 1969 г. Так, помимо других тем Адорно явно утверждал абсолютную гносеологическую первичность объекта; отсутствие всеобщего субъекта истории; пустоту концепции «отрицания отрицания». Он резко критиковал сосредоточенность философии на отчуждении и овеществлении как модную идеологию, которая может быть использована в религиозных целях, осуждал культ работ молодого Маркса в ущерб «Капиталу», антропоцентристские концепции истории и мягкую риторику гуманизма, сопутствующую им; мифы о труде как единственном источнике общественного богатства в отрыве от материальной природы, его неотъемлемого компонента[3-51]. Адорно даже повторял заповедь Альтюссера, в соответствии с которой теория есть специфический вид практики («теоретическая практика») и понятие практики должно само определяться теорией. Адорно писал, что «теория есть форма практики», а «сама практика есть в высшем смысле теоретическое понятие»[3-52].
[3-51]
См. Negative Dialectic. — P. 183, 184, 304, 158—160, 190—192, 67, 89, 117, 118. Следует отметить, что Адорно столь же упорно настаивал на первичности объекта, как и Коллетти, что делало в этом отношении постоянные нападки на Франкфуртскую школу последнего в значительной степени ненужными.