Действительно, формальная структура всей идеологии имела вид инвариантной инверсии этой реальной связи между общественными формациями и индивидами внутри них: основной целью любой идеологии всегда было конституирование индивидов в воображаемые «субъекты» (центры свободной инициативы) общества, чтобы обеспечить их действительное подчинение социальному порядку, отводя им роль либо слепых его сторонников, либо жертв. Религия вообще («связка» человека с богом) и христианство в частности представляли в этом отношении архетип идеологии и ее функций внушения иллюзий свободы для обеспечения действия необходимости.
Спиноза в свое время дал полную картину этой характерной функции идеологии, а что касается религии, то его наблюдения были более глубокими, нежели наблюдения Маркса. Однако в настоящее время бессознательная природа идеологии может быть отнесена к выдвинутой Фрейдом научной концепции бессознательного психического, самого «вызванного» формами идеологии, присущими семье как объективной структуре[4-26]. Итак, внеисторичность идеологии как бессознательной сферы проживаемого опыта означает, что даже в бесклассовом обществе сохранится ее система ошибок и обмана, чтобы придать жизненно важное единство социальной структуре самого коммунизма, точно так же невидимой и непроницаемой для индивидов внутри ее[4-27]. В силу этого марксизм как наука никогда не совпадет с проживаемыми идеями и убеждениями масс при коммунизме.
В идеях Сартра можно обнаружить некое любопытное сходство с положениями, высказанными Альтюссером. Однако систему Сартра от всех остальных отличает выведенная им категория «нехватки» (в зависимости от контекста переводится как недостаточность, нищета, бедность.— Прим. ред.). Этот термин был введен итальянским философом эпохи Просвещения Гальяни, который впервые дал определение стоимости как соотношения между полезностью и нехваткой (rarita) в любой экономической системе. Прикладное понятие «нехватки» в какой-то мере принял Рикардо, но фактически игнорировал Маркс[4-28]. Однако впоследствии оно возникло вновь после Маркса, но уже в виде центральной категории неоклассической экономической теории. Характер же использования этого термина Сартром фактически не имел ничего общего с его изначальным толкованием самим Гальяни. Последний полагал, что первоначальное состояние человечества было состоянием изобилия: полезности предметов соответствовало их обилие в природе[4-29]. Высказывания Маркса по этому вопросу были более расплывчаты. Однако, касаясь первобытного состояния бедности[4-30], он обычно имел в виду первоначальное богатство природы по сравнению с бедностью человеческих потребностей в эпоху, предшествующую цивилизации[4-31]. Более того, в его теории стоимости не было никаких ссылок на понятие «нехватки», в то время как Рикардо (пусть и номинально) упоминал его. Сартр считал нехватку «фундаментальным отношением» и «условием возможности» человеческой истории, условной точкой отправления и «пассивным двигателем» всего исторического развития. Никакого изначального единства человечества и природы никогда не существовало: напротив, абсолютный факт нехватки обусловил природу как «отрицание человека» с самого начала, а историю, наоборот, как антиприроду. Борьба с нуждой вызвала к жизни разделение труда и далее борьбу классов, а сам человек стал отрицанием человека. Насилие, бесправное угнетение и эксплуатация во всех существовавших обществах есть интернационализированная нужда[4-32]. Суровое господство природного мира над людьми и раздробленный антагонизм усилий последних, направленных на преобразование этого мира, чтобы сохранить себе жизнь, породили серийные коллективы — бесчеловечные объединения, каждый член которых чужд любому другому и самому себе тоже и в которых конечные результаты деятельности всех их членов конфискуются ради формирования общего результата их действий. Подобные серии всегда были доминирующей формой социального сосуществования в каждом из имевших место до сих пор способов производства[4-33].
[4-28]
Galiani F. Dalla Moneta. — Milan, 1963: «Ценность есть отношение между двумя элементами — полезностью и редкостью» — (Р. 39). Предложенный им термин был впоследствии принят Кондильяком. Согласно Рикардо: «Обладая полезностью, товары приобретают свою меновую стоимость (ценность) из двух источников: из своей (нехватки) и из затрат труда, необходимых для их получения». См. The Principles of Political Economy and Taxation. L., 1971. P. 56. На практике, однако, Рикардо в основном игнорировал нехватку в своей теории стоимости, так как он рассматривал ее только применительно к очень ограниченным категориям предметов роскоши (статуи, картины, вина).
[4-29]
«Благодаря чудесному провидению этот мир совершенно устроен для нашего блага, и полезность, вообще говоря, никогда не совпадает с нехваткой... Все необходимые для поддержания жизни вещи так щедро рассредоточены по всей земле, что они не имеют или почти не имеют стоимости (ценности)». См. Dalla Moneta. — Р. 47.
[4-30]
В «Немецкой идеологии» Маркс писал, что «развитие производительных сил является абсолютно необходимой практической предпосылкой еще и потому, что без него имеет место всеобщее распространение бедности, а при крайней нужде должна была бы снова начаться борьба за необходимые предметы и, значит, должна была бы воскреснуть вся старая мерзость». Этот отрывок был приведен Троцким в его анализе причин сталинизма в России, который сделал нужду основной категорией для его объяснения. См. The Revolution Betrayed. — N. Y., 1965. — P. 56—60.
[4-31]
Наиболее показательное высказывание можно обнаружить у Маркса: «Изначально все дары природы имеются в изобилии или, по меньшей мере, в достаточном количестве для удовлетворения практических потребностей. С самого своего развития естественно возникшая ассоциация (семья), разделение труда и кооперация соответствуют такому положению. Это происходит потому, что сами потребности изначально неразвиты». См. Grundrisse — L., 1973. — Р. 612. В это же время, конечно, и для Маркса и для Энгельса «царство свободы» определялось материальным сверхизобилием вне «царства необходимости», господствовавшего как в доклассовых, так и классовых обществах.
[4-32]
C.ritique de la Reason Dialectique. P. 200—204. Часто проводимая аналогия между Сартром и Гоббсом неуместна. Для Гоббса, так же как и для Гальяни, природа обеспечила изначальное изобилие для человека, которому оставалось просто принять его как дар земли. См. Leviathan. — L. 1968. — XXXIV. — Р. 294—295.